Передо мной выцветшая от времени групповая фотография. На ней Ямамото Исороку, в те времена капитан 1-го ранга, вместе с более чем двадцатью другими офицерами, окончившими в один год с ним Военно-морскую академию. Снимок сделан в середине или в конце 1920 года, у входа в клуб морских офицеров.

Кроме Ямамото, можно узнать и других — тогда в расцвете сил; позднее все они стали адмиралами, занимали ключевые посты в императорском флоте Японии и влияли на судьбу целой нации. У одного улыбка сорвиголовы; лицо другого, высокого, торчит над остальной группой как водосточная труба; большинство — типичные морские волки, половина с усами по моде того времени. Однако верхняя губа Ямамото чисто выбрита; он поменьше ростом, и, судя по выражению, пойманному камерой, это человек мягкий, почти жалкий. Фотографии адмирала Ямамото Исороку, главнокомандующего Объединенного флота, столь популярные в печати военного времени, оставляют несколько другое впечатление — отчасти, несомненно, благодаря усилиям тех, кто фотографировал и публиковал снимки. А на том, о котором речь, этакий коротышка: чуть наклонился, чем-то удручен.

Соберите нескольких, не знающих, как выглядел Ямамото, и спросите, о ком из этих двадцати с небольшим скажешь, что он разработал впоследствии план атаки на Пёрл-Харбор и командовал флотом, осуществившим этот план, — вряд ли кто-нибудь выберет нужное лицо.

Ямамото Исороку и в самом деле невысокого роста. 18 апреля 1943 года, когда он отправился в свой последний полет с восточной взлетной полосы на Рабаул, младший офицер Хайяси Хироси, командир истребителя, сопровождавшего его, впервые увидел Ямамото. Хайяси, сам по себе крупной комплекции, признался, что ему пришла мысль: «Почему это главнокомандующий раза в два меньше меня?»

Объединенный флот, со своим новым главнокомандующим, выходил из залива Вакамура, оставляя на воде десятки бурунов. Так началась жизнь Ямамото — властелина огромного формирования кораблей и людей. Но покинем на некоторое время Объединенный флот и вернемся на пять лет назад. 7 сентября 1934 года — как раз за пять лет до того, как «Нагато» оставил залив Вакамура, — Ямамото, тогда контр-адмирал, прикрепленный к морскому генеральному штабу и морскому министерству, назначен главой делегации, представлявшей морской флот на предварительных переговорах на второй Лондонской морской конференции. Это стало началом неожиданного восхождения Ямамото к признанию в военно- морских кругах. Примерно в то же время его имя стало известно не только в Японии, но и в правительствах и флотах Америки, Англии и Германии.

Как пишет Соримачи, возможно, впервые его имя упомянули публично в статье, отразившей пересуды о нем и напечатанной (1927-й или 1928 год) в журнале «Бангей санъю», но эту статью невозможно отыскать. (В действительности романист Тайяма Катай упоминал Ямамото письменно на целых двадцать лет раньше. В «Настоящих рассказах о Русско-японской войне» есть ссылка на «Такано (фамилия Ямамото до усыновления. —X. А.) Исороку, кадета морского корпуса, который получил почетное ранение в великом морском сражении 27 мая, а в данный момент выздоравливает в Морском госпитале в Йокосуке...». Но вряд ли уместно упоминать это здесь.) Кроме этого, самая ранняя ссылка, которую я обнаружил, — краткая заметка в разделе «Профиль на одной странице», появившаяся также в «Бангей санъю» в октябре 1934 года. Автор, чье имя не приводится, пишет:

«Когда было решено послать контр-адмирала Ямамото руководителем делегации, представлявшим флот на предварительных переговорах на Лондонской морской конференции, все его знавшие возлагали на него большие надежды, считая именно тем человеком, который нужен для данной работы. Великолепный рулевой для посла Мацудайры, он, будучи целеустремленным практиком, воистину способен, если обстоятельства того потребуют, отодвинуть посла и взять дело в свои руки.

На Лондонской конференции по военно-морскому разоружению в 1930 году, то есть четыре года назад, он приобрел опыт совместной работы с вице-адмиралом Сакондзи Сейдзо. Познал и горечь неудачи, олицетворявшей Лондонский морской договор, который вызвал шок в морских кругах и такие необычайные по размаху протесты. Поэтому он тщательно знакомится не только с тем, что происходило в то время, но и с личностью и методами работы посла Мацудайры. Кроме того, он недавно оставил пост командующего первой эскадрой авианосцев и стал членом Комитета по изучению мер по разоружению; теперь он ведущий эксперт по вопросам разоружения — изучает их специально.

Младший офицер Йококава, бывший в Лондоне с Ямамото и его группой, вернулся в Иокогаму 12 марта, как раз на месяц позже делегации. В одиночку отправился он из Лондона в Париж, где по заданию Ямамото и других лиц сделал различные покупки, а затем в Марсель и на борту «Катори-мару» отплыл через Суэц в Японию. Перечень предметов, которые он заказал через японского агента в Париже, включал три дюжины тюбиков с губной помадой — для капитана второго ранга Мицунобу (симпатичного молодого человека; Йококава признается, что задавал себе вопрос, кто же счастливые получатели подарков), десять больших и тридцать маленьких флаконов одеколона — для Ямамото и Мицунобу вместе — и тридцать три коробочки пудры фирмы «Коти». И все же, несмотря на впечатляющую щедрость Ямамото в приобретении интимных подарков для женщин — и несмотря на его увлечение азартными играми, — у Йококавы осталось в Лондоне впечатление о Ямамото как о вечно печальном, одиноком человеке. Оно не изменилось и после того, как Ямамото вернулся к прежней работе в бюро по морским делам в Токио.

В его неярко освещенном кабинете в морском министерстве, окаймленном книжными полками, Ямамото в самом деле выглядел угрюмым и раздражительным. Формально прикрепленному и к морскому министерству, и к морскому генеральному штабу, ему на практике оказывалось нечего делать. По всей вероятности, это один из самых бесплодных периодов в его карьере. Существенно, что Ямамото в этом году приезжал в Нагаоку четыре раза, иногда оставаясь там до двух недель. Будь у него работа, он ни в коем случае не относился бы к своему положению с таким безразличием. Некоторым морским «ястребам » хотелось бы пойти дальше и уволить его раз и навсегда; Ямамото и сам часто в то время размышлял, не уйти ли в отставку.

Дзен, священник в храме Хасимото Зенган в Нагаоке, говорит: «Когда кто-нибудь сидит за столом напротив него, возникает ощущение, что он выкладывает все свои внутренние переживания перед собеседником со словами: «Вот, бери все, что хочешь». И добавляет: «Правда, в каком-то отношении трудно узнать его по-настоящему. Когда он становится легкомысленным — никто его не перещеголяет, и все равно в нем жесткая строгость, нечто почти внушающее страх». Беседуя в то время с Ямамото, Дзен косвенно ощущал сильное недовольство высших чинов на флоте результатами предварительных переговоров на Лондонской морской конференции.

Руководители и члены делегаций, которых Япония посылала на международные конференции, вначале в Лондон, потом в Женеву, неизменно люди больших способностей и компетенции, но все они без исключения по возвращении в Японию попадали в опалу, их увольняли с работы на основании мелких нарушений или чего-либо подобного. В подобном положении оказался и Ямамото. Лишь немногие на флоте симпатизировали ему и возмущались происходящим с тем, кто сам прежде всего не желал ехать с такой миссией; но ничего не делалось, чтобы ему помочь.

Если у Ямамото и возникали какие-то ссоры с женой, то причину по меньшей мере половины из них надо искать в его военной карьере. Слишком много времени в столь жизненно важный период, после свадьбы, провели они врозь, не имея никаких возможностей ощутить настоящую любовь и понять друг друга. 4 апреля 1919 года, всего через восемь месяцев после свадьбы, Ямамото послали в Америку: 20 мая он отплыл один на «Сува-мару», чтобы получить это назначение. (То самое путешествие, когда, во время вечернего отдыха, организованного на борту, сделал стойку на балюстраде в салоне первого класса.)

В течение примерно двух лет, до своего возвращения (июль 1921 года), Ямамото находился вдали от Японии и своего впервые созданного домашнего очага. В последующие годы обязанности часто вынуждали его жить врозь с женой. В июле 1923 года он отправился в турне по Америке и Европе, длившееся девять месяцев, в сопровождении адмирала Иде Кендзи, военного советника. Два года, с начала 1926-го по март 1928 года, он провел в Америке в качестве военно-морского атташе при посольстве Японии. И опять, естественно, без жены и детей. В общем, приблизительно половина первых десяти лет семейной жизни прошла у него за рубежом.

Однажды в бытность свою атташе он поделился с адъютантом Мивой Йоситаке:

— Человеческое существо еще не доросло до того, чтобы жить в одиночестве и смотреть этому прямо в лицо.

Ранним утром 26 февраля 1936 года, примерно за пять месяцев до официального решения строить «Ямато» и «Мусаси» и через три месяца после назначения Ямамото Исороку руководителем департамента аэронавтики, произошел знаменитый «инцидент 26 февраля».

Мятежные армейские офицеры ворвались в резиденции лорда — хранителя печати Сайто Макото, министра финансов Такахаси Корекийо и генерального инспектора военного обучения Ватанабе Джотаро и убили троих на месте; лорд — правитель королевского двора Судзуки Кантаро был тяжело ранен.

Когда пришли мятежники, премьер-министр Окада Кейсуке находился в своей официальной резиденции, он спал; его шурина по ошибке приняли за него и тоже убили. Бывшего лорда — хранителя печати, отдыхавшего «а горячих источниках в Югавара, спасла внучка: появились налетчики, но ей удалось увести его в покрытые лесом холмы.

Мятеж подавили через четыре дня, но стало очевидно, что политическое доминирование армии с тех пор невероятно возросло. Основные инициаторы заговора 26 февраля — горстка молодых офицеров, мечтавших о реформировании нации в духе национализма и «второй Реставрации». Силы, их поддерживающие, следует искать в основном среди некоторых правых элементов и высших эшелонов в армии.