— Теперь можешь снять повязку, старина.

Еще только пытаясь неловко развязать узел повязки на глазах, Хаким уже знал, куда он попал. Чутье подсказало, что он находится в одном из многочисленных публичных домов Санктуария… Хотя в каком именно, он не мог бы сказать с уверенностью. В свои преклонные годы Хаким не посещал подобные городские заведения, а потому не был знаком с индивидуальными особенностями каждого из них. Однако воспоминания молодости были еще свежими, и он безошибочно узнал характерный аромат помещения, в котором женщины продают любовь, зарабатывая на жизнь, щедро сдобренный запахом фимиама в тщетной попытке хоть как-то завуалировать происходящее внутри.

Гораздо важнее был голос, разрешивший снять повязку, — Хаким сразу узнал его — он принадлежал Джабалу, бывшему повелителю преступного мира Санктуария… а в данный момент — подпольному лидеру одной из вооруженных группировок, борющихся за контроль над городом.

— Теперь стало гораздо труднее попасть к тебе, — сказал, сняв повязку, Хаким с небрежностью, граничившей с высокомерием.

Джабал сидел, развалясь в огромном кресле, похожем на трон, которое Хаким помнил по былым временам, когда негр, бывший раб-гладиатор, орудовал в своем особняке в Подветренной стороне. Хаким был слегка удивлен этим фактом: ведь после захвата пасынками его цитадели Джабал был вынужден податься в бега. Хотя, после того как хозяевами там стали «эрзац-пасынки», все могло случиться… Но это совершенно другая история.

В первый день зимы, на рассвете — промозглом и мрачном, каким только может быть рассвет в городе, расположенном на берегу неспокойного южного моря, — настоящие пасынки, бойцы, которых вышколил сам бессмертный Темпус, медленно окружили казарменные постройки, занимаемые теперь самозванцами, осквернившими само имя Священного Союза.

Поддерживаемые Третьим отрядом ранканской армии во главе с Синком и командой не совсем обычных союзников — душами из преисподней, вызванными Ишад, некроманткой, влюбленной в Стратона, помощника Темпуса, Рэндалом, штатным чародеем пасынков, и повстанцами из НФОС — выходцами из трущоб, возглавляемыми Зипом, — они атаковали на восходе солнца ворота не так давно принадлежавших им казарм. Лигроированные огненные шары и тяжелые болты, выпущенные из арбалетов, со свистом рассекли воздух.

К полудню разгром был завершен, побеленные стены бараков, некогда предназначавшихся для содержания рабов, были обагрены кровью эрзац-пасынков, которые предали клятву наемников и теперь поплатились за это. Ибо отступление от клятвы было величайшим грехом, единственным грехом, которому не было прощения среди наемников. А Священный Союз, состоявший из боевых пар и являвшийся основой основ формирования пасынков, которые провели восемнадцать месяцев, воюя на высоких пиках Стены Чародеев и за ее пределами, не мог простить ни невежества, ни трусости, ни взяточничества, ни алчности Кровная обида привела к тому, что десять пар из ядра Союза обратились к Страту, их полевому командиру, с ультиматумом: или бараки будут очищены от скверны, а честь и слава их формирования — восстановлена, так что пасынки вновь смогут ходить по городу с гордо поднятой головой, или они покинут отряд — уйдут в Тайзу искать Темпуса.

И вот Страт бродил теперь между бараками, среди изуродованных до неузнаваемости или сожженных трупов, среди женщин и детей со вспоротыми животами, поплатившихся за то, что они жили там, где жить им было не положено; среди домашних животных, разрубленных вдоль туловища от головы до хвоста, внутренности которых уже были сложены на каменном, вручную обтесанном походном алтаре Вашанки, готовые к жертвоприношению воинственному богу.

Его сопровождала Ишад, ее черные глаза блестели из-под капюшона. Он пообещал ей кое-что прошлой осенью однажды ночью. И теперь размышлял, не в этом ли причина того, что свершилось сегодня, — не потому ли состоялось это побоище, что Ишад была здесь, а вовсе не из-за того, что Народный Фронт Освобождения Санктуария был неудержим в бою, а Третий отряд Синка не знал поражений и превзошел все пределы допустимой жестокости, как только стало известно, что псевдо-пасынки держат собак на землях, освященных Вашанкой, ранканским богом насилия и войны.