15 марта 1973 года в Вашингтоне было объявлено, что в соответствии с Соглашением о прекращении огня и восстановлении мира во Вьетнаме вооружённые силы США официально прекращают участие в военных действиях на вьетнамской земле. 2 апреля Пентагон сообщил о завершении вывода из Южного Вьетнама войск, входивших в состав экспедиционного корпуса армии США. Накануне в одном из старых сайгонских кинотеатров было собрано несколько сот американских «джи-ай», одетых в походную форму. Они равнодушно выслушали «приказ номер 54», положивший конец существованию экспедиционного корпуса, насчитывавшего недавно более полумиллиона солдат и офицеров. Затем солдаты стали готовиться к отправке домой. Как сообщило агентство Ассошиэйтед Пресс, «не было никаких салютов».

Из Южного Вьетнама выведены американские войска. Взамен их здесь оставлено несколько тысяч «гражданских служащих» министерства обороны США — переодетых в штатское солдат и офицеров, обслуживающих так называемый «центр боевой готовности» в Сайгоне и несущих охрану некоторых других военных объектов и баз. На вьетнамской земле остались также весьма многочисленные американские военные советники и эксперты, открытые и замаскированные разведчики, специалисты по ведению «психологической войны», диверсанты из состава пресловутых «войск специального назначения». Тем не менее «военному присутствию США» здесь пришёл конец. Закончилась бесславно для американской военщины самая длительная, самая грязная и самая непопулярная даже для видавшего виды американского обывателя война за все без малого 200 лет истории Соединённых Штатов Америки.

В этой войне без славы и почестей погибло около 56 тыс. американских военнослужащих, на её ведение было израсходовано более 146 млрд. долларов, отнятых прежде всего у рядового американского труженика — налогоплательщика. США потеряли во Вьетнаме свыше 8 тыс. самолётов и вертолётов, тысячи танков и бронетранспортёров, пушек и миномётов, огромное количество другой боевой техники.

Но не только в людях, боевых машинах и долларах измеряются потери Соединённых Штатов в войне против народа Индокитая. В горах, джунглях и болотах здесь оказался навсегда похороненным миф о «демократическом характере» американской армии.

«Кто сказал, что мы здесь защищаем демократию? — заявил в Южном Вьетнаме в беседе с корреспондентом журнала „Юнайтед Стейтс ньюс энд уорлд рипорт“ рядовой первого класса Гарри Ньюдорфер. — Черта с два. Ни один наш солдат не верит в это. Большинство парней не видят ни малейшей причины, почему они должны воевать на вьетнамской земле. Они считают, что правители предали их, а народ забыл о них».

Около двух лет назад я пришёл к заключению, что наша военная система нуждается в серьёзном и внимательном пересмотре. В то время я работал в Сан-Франциско корреспондентом журнала «Ньюсуик». Как и многие другие американцы, окончившие колледж и достигшие призывного возраста в период после окончания войны в Корее и до начала войны во Вьетнаме, я был весьма поверхностно знаком с армейской жизнью. Сначала я получил отсрочку от призыва как студент, а затем по состоянию здоровья, использовав для этого какой-то пустяковый повод. Таким образом, мне удалось достичь заветного возраста в двадцать шесть лет, и тяготы воинской службы меня не коснулись

[1]

. Я предпочитал меньше думать об армии и сосредоточил всё своё внимание на гражданской карьере, оставив военные заботы тем, кто носит форму. Внутренними проблемами военных я всерьёз заинтересовался в октябре 1968 года в связи с «мятежом», происшедшим в армейской тюрьме «Пресидио» в Сан-Франциско

[2]

. Конечно, и ранее, подобно, большинству американцев, я видел растущее влияние военных на жизнь страны, гигантский военный бюджет, постоянно срывавший планы разрешения наших социальных проблем; сознавал ту огромную власть, которую захватил в стране так называемый военно-промышленный комплекс, ощущал милитаризацию нашей внешней политики и был свидетелем губительного действия на молодёжь войны во Вьетнаме. Однако я никогда не пытался оценить положение в вооружённых силах с позиций военнослужащего.

Будучи человеком гражданским, я всегда рассматривал вооружённые силы как единое целое, как какой-то гигантский обособленный механизм, к которому наше в общем-то демократическое общество относится как к невкусному, но необходимому лекарству. Я даже не мог себе представить, что, заглянув во внутренности военной машины, увижу там все стадии переваривания живой человеческой массы, её поглощения и отторжения. Не сознавал я и того, что по чисто гуманным соображениям мне необходимо было бы поинтересоваться всем происходящим в вооружённых силах с такими же, как я, или, быть может, более молодыми людьми. Не мог я себе представить, что проблема контроля над вооружёнными силами тесно связана с тем, как обращаются с военнослужащими в вооружённых силах.

Короче говоря, до определённого момента я редко задумывался над этими вопросами. Но тогда утром, в понедельник, я увидел в Сан-Франциско двадцать семь испуганных и потерявших надежду ребят, которые сидели во дворе армейской тюрьмы, взывая о внимании и помощи… Прежде всего передо мной встал вопрос: как попали сюда в тюрьму эти доведённые до отчаяния солдаты? С какой целью и почему наше правительство объявило их действия, заключавшиеся всего лишь в том, что эти парни просто сидели на траве, чудовищным преступлением, наказуемым, если этого захочет горстка армейских офицеров, смертью?

Мучили меня другие вопросы. Один за другим американские президенты, побуждаемые военными и гражданскими советниками, посылали воевать в Юго-Восточную Азию многочисленные контингенты солдат. Посылали без объявления войны конгрессом, без какой-либо видимой связи с необходимостью защиты интересов государства. Казалось нелепым, что в условиях нашего строя какая-то небольшая группка людей способна заставить другую, довольно многочисленную, вести войну, цель которой столь сомнительна. Среди наиболее серьёзных проблем, возникших в связи с ужасным конфликтом в Юго-Восточной Азии, по-моему, должны быть поставлены вопросы о том, что необходимо предпринять для восстановления границ власти президента в развязывании войны. И как продолжение первого вопроса — что можно сделать для защиты молодых американцев от использования их в качестве инструмента незаконного приложения президентской власти. Когда появились сообщения о том, что американские солдаты вырезали мирное население вьетнамского посёлка Милай, возник ещё более навязчивый вопрос: сколько американских солдат, обученных и получивших приказ или, по крайней мере, разрешение убивать, вели бы себя подобно солдатам роты «С»

Что бы делал я сам, если бы мне было двадцать или даже двадцать девять лет? Я не мог дать уверенного ответа. Не знаю этого точно я и в данный момент.