Шестнадцать лет назад

– Только бы не упасть! – пробормотала Олеся, пытаясь напиться из ручья, и конечно же ее нога соскользнула с влажного камня, и девушка рухнула в прохладную воду. – Черт! Мне вечно не везет!

Олеся была готова расплакаться. Куртка испорчена, даже свитер весь мокрый, не говоря уже о джинсах и ботинках. Как теперь в таком виде возвращаться к ребятам? От костра послышался звонкий смех и чьи-то испуганные вопли. Потом еще один взрыв хохота. «Сейчас будут надо мной потешаться», – поежилась Олеся то ли от холода, то ли от предстоящей встречи с друзьями. Нет, ну надо же было упасть в ручей именно сегодня, когда Павлик решил пойти с ними в поход.

Семнадцатилетний Павлик был тайной любовью девчонки, правда, не такой уж и тайной, так как о ее увлечении знали практически все. И подруги, и даже мама, а это уже означало, что Олеська втрескалась не на шутку. Похоже, что про ее чувства не знал только сам Павлик, но шансов было мало ох как мало – Павлик, капитан школьной команды по волейболу, спортсмен и красавец, любимец половины девчонок школы, на Олеську внимания почти не обращал. Так, пару раз пригласил в кино, но на этом все и закончилось. «Даже поцеловать не попытался, – в который раз с обидой подумала она и грустно вздохнула. – А может, это и к лучшему, что не попытался, – внезапно решила девчонка, – я и целоваться-то не умею, еще даже ни разу ни с кем не пробовала». Олеська была ископаемым, раритетом, «старой девой», так как среди своих подруг оставалась единственной «нецелованной», и девчонки постоянно гадали на нее на карты, чтобы те, по древнему поверью, говорили правду.

И не сказать, что она была уродлива и ребята не обращали на нее внимания, нет, совсем даже наоборот. Олеся была симпатичной натуральной блондинкой с зелеными глазами, и не глупа была, и посмеяться любила. Вот только одевалась она бедно и скромно, словно боялась выделиться из толпы сверстниц.

Олеся улыбнулась нахлынувшим воспоминаниям, положила школьный фотоальбом обратно в шкаф, а затем вышла на балкон и закурила. Прошло шестнадцать лет с того самого памятного поцелуя, а она, оказывается, все прекрасно помнила. И тот дождь, который потом догнал их с Павликом в городе, и то, как бежали они до подъезда, и как потом долго-долго целовались у дверей ее квартиры. Закрыв за собой балконную дверь, Олеся автоматически помахала руками в воздухе, чтобы разогнать просочившийся с балкона в комнату табачный дым, и ушла на кухню. Она поставила разогревать котлеты к приходу мужа и раздраженно выглянула в окно. Молодежь, громко смеясь и матерясь одновременно, пила пиво на детской площадке – поколение next, одно слово.

– Мы были другими, – с тоской протянула Олеська и тяжело вздохнула. Ей ли, учительнице биологии в старших классах, не знать нынешнюю молодежь?

«И почему я сегодня решила посмотреть старый фотоальбом?» Олеся поставила воду на плиту, чтобы отварить макароны.

Они давно потеряли друг друга из вида: Павлик несколько лет назад уехал в другой город, да там и остался. А Олеська вышла замуж за своего бывшего одноклассника: Федечку… Федора… Федора Валентиновича и была счастлива. Орхидеи на окне выращивала, супы варила, вечерами вязала длиннющие шарфы и чудовищные свитера. А вот теперь эти воспоминания, к чему?

Неприятный запах ударил в нос, и Олеська ойкнула. Котлеты уже давно превратились в угольки, а она так и стояла с ложкой возле сковороды, даже не сообразив выключить газ. Все. Еще одной семейной разборки не избежать. Через полчаса придет Федор и устроит сцену.

– Тебе нечего мне сказать? – Воронин зло мерил комнату шагами. Марина сидела сгорбившись на диване и молчала. – Ну?

Женщина даже не шевельнулась, слезы бежали по ее щекам.

– Чего ты молчишь? – Мужчина был в бешенстве. Он подбежал к своей куртке, висевшей на спинке стула, и достал сигареты. – Чего ты молчишь?! – почти заорал он, пытаясь прикурить от дрожащей спички.

Марина продолжала упрямо рассматривать собственные ноги и не проронила ни слова.

– Все, с меня хватит! – Воронин сорвался на крик. – Мы совершенно не понимаем друг друга!

Дождь шел уже четвертый час, и Аня с тоской уставилась в темное небо.

– Да, не везет, так уж не везет, – протянула она и с опаской оглянулась. Слава богу, что муж не услышал, вот попало бы ей, заговори она вслух на родном языке! Пожилой мужчина крепко спал, свесив руку с кровати. Аня взглянула на него еще раз и передернула плечами.

– Гадкий, – одними губами пробормотала она и вышла на балкон. Стояла жуткая жара, даже в тени в это время года температура не опускалась ниже 35 градусов, а уж на солнце – и все сорок два, май, самое пекло.

Аня, родившаяся в России и имевшая родное имя – Аня, страшно скучала. Она так и не привыкла за год семейной жизни ни к этой стране, ни к своему «богатому» мужу. Дичайшая жара ее раздражала, узкоглазое население откровенно бесило, а вчера еще выяснилось, что ее муж – пятидесятидвухлетний Ия – решил завести себе вторую жену. Причем вторая жена еще и гораздо моложе ее, а так как Ане недавно стукнуло двадцать шесть, то она, наивная, считала себя вполне застрахованной от любовных похождений мужа на стороне. Да, глупо было затевать эту авантюру, не зная местных обычаев. Оказывается, чуть ли не половина тайцев имеет «вторых жен», хотя полигамия у них официально запрещена чуть ли не век назад. Но этот факт никого не останавливает, вот и Ия просто поставил ее перед фактом, даже не посчитав нужным объяснить, что и почему.

– Ей семнадцать, и она моя вторая жена, – бросил он Ане и пошел спать. А потом зачастил этот дождь, и Ане стало совсем плохо. Только теперь, когда ей грозила реальная угроза уехать из Бангкока, где она проживала вместе с мужем, в отдаленную деревеньку на восточном побережье Малаккского полуострова, она испугалась по-настоящему. Здесь была какая-никакая, а цивилизация, а там змеи, малярийные комары, в общем – тропики. Аня теперь просто ненавидела себя за ту авантюру, которую она затеяла полтора года назад. После оглушительного краха ее личной жизни, оказавшись одинокой и брошенной, она решила, скорее от отчаяния, нежели действительно этого желая, утереть всем нос и разместила объявление о знакомстве в Интернете. «Молодая, красивая, не обремененная детьми и уже не замужем ищет состоятельного господина» и все такое. Первое же объявление пришло от Ии. Боже, как он тогда старался: и денег у него немерено, и жить она будет как королева, и возраст у него подходящий – всего-то сорок два года. И Аня сдуру согласилась. На самом деле оказалось, что Ия не так уж и богат, зато непомерно жаден и любит приврать. И вот теперь – вторая жена.

В квартире было тихо, но до сих пор пахло гарью. Олеся осторожно скинула туфли и, стараясь производить как можно меньше шума, двинулась в спальню. Она хотела спрятать икону до того, как начнется разборка. Олесе почему-то не хотелось, чтобы их ссору услышал нарисованный святой.

– Нашла о чем думать, – пробормотала Олеся и вздрогнула. Весь ковер в спальне был в земле, кругом валялись битые черепки, белые и голубые лепестки и поломанные сочные стебли. Женщина вскрикнула и, забыв про икону, опустилась на пол.

– Что ты сделал? – закричала Олеся и, вскочив на ноги, кинулась в другую комнату. – Зачем?

Федечка сидел с неподвижным лицом у компьютера, на голове у него были наушники.

– Зачем? – Она рванула его за плечо. – Зачем?

– Прекрати! – Олеся поморщилась и вытащила пока еще пустую сумку на середину комнаты. – Послезавтра я улетаю, и хватит об этом!

Федечка сидел на диване с красным лицом и нервно теребил край рубашки.

– Дура!

– Дура, – спокойно согласилась Олеся и подошла к аквариуму. – Рыбу-то хоть корми, она живая и не виновата в том, что мы поссорились.

– Мы не ссорились! – заорал Федечка, брызгая слюной. – Это на тебя просто нашла бабья блажь! Бабья дурь! Называй как хочешь! И ты готова рисковать жизнью, чтобы мне что-то доказать!

Вульгарного вида женщина в дорогой кожаной куртке, кожаных брюках и кожаной кепке улыбалась ему, наверное, уже час. Воронин сразу же поставил диагноз: «Провинция». Ну, действительно, кто так одевается? Только обеспеченная провинция.

– Спички есть? – грубым голосом поинтересовалась дама и нагнулась к нему близко-близко. – А то я свои дома оставила.

От нее пахло сладкими духами, мятной жвачкой и сигаретным дымом.

Воронин молча протянул зажигалку, потом откинулся в кресло и закрыл глаза. Поезд мчался на всей скорости, распугивая лесную живность резким сигналом. Наступил июнь, теплый и солнечный, зеленая листва мелькала за окном, воздух был пропитан свежестью, и только Воронин чувствовал себя все хуже и хуже.

– Вы домой едете? – Дама прикурила вторую сигарету от первой.

Сергей и Аня поселились в небольшой частной гостинице на окраине Бангкока и почти двое суток не вылезали из постели. К вечеру третьего дня, когда запасы провизии закончились, Сергей, проклиная все на свете, отправился на рынок.

А Аня осталась одна. Она некоторое время бесцельно бродила по номеру, затем приняла душ и уселась в кресло поудобнее. На душе у нее было тяжело.

Как там говорят? «Однажды обжегшись на молоке, дуют на воду»? А если – не однажды? Тогда на что дуть? Аня сидела, белая и неподвижная, как привидение, и вспоминала свое прошлое. Она так часто совершала в своей жизни ошибки, что порой ей казалось, что ее жизнь и есть сплошная ошибка.

И не сказать, что люди попадались ей плохие, нет. Похоже, что в ней самой было что-то не так. Впервые влюбившись еще почти в детстве, мучаясь и сгорая от страсти, она позволила этим чувствам так глубоко врасти в душу, что та кровоточила до сих пор. Правда, теперь все реже и реже, но зато Аня хорошенько запомнила, как это больно, когда любишь. И постаралась уже в сознательном возрасте построить новый брак по расчету. Но очень скоро жизнь перестала радовать, один день сменял другой, и Аня уже перестала их различать, насколько они были похожи в своей серости. И тогда возникла новая мысль: «Плевать! Лишь бы не было хуже!» Но опять-таки появилось но. Жизнь так коротка, что бессмысленно существовать в болоте, в трясине, даже не позволяя себе мечтать о счастье, поняла она. Многие женщины на этом этапе заводят себе кто ручных собачек, кто коллекцию золотых украшений или парочку любовников, кому что больше нравится, лишь бы заполнить пустоту души. Скорее всего, и Аня пошла бы этим проторенным путем. В конце-то концов, с Ией можно было жить. Он ее не бил, почти не упрекал куском хлеба, а на молодую жену можно было бы просто «забить». Но тут появился Сергей. Безобидная авантюра переросла в чувство, во что-то глубокое и пугающее девушку. Память услужливо подсовывала ей самые больные моменты прошлой любви, как бы предостерегая: «Куда ты лезешь, дурочка? Разве ты не помнишь, как больно любить? Захотела еще раз, по живому?»

И Аня испугалась, когда поняла, что просто не умеет, нет, разучилась доверять людям. И как много надо терпения, ласки и любви, чтобы вернуть ей эту самую веру в ее отношения. Да и какой мужчина выдержит все это?

А утром подул холодный ветер и пошел мелкий, нудный дождь. Олеся, которая еще позавчера упаковала вещи, с раздражением открыла сумку и вытащила ветровку, затем вызвала такси и спустилась вниз. Погода совершенно не соответствовала началу июня, скорее уж концу сентября. Громко хлопнула подъездная дверь, и девушка в надежде обернулась. Нет, это была соседка снизу. Она окинула растерянным взглядом мокрый двор и, шумно вздохнув, открыла зонт:

– Здравствуй, Олеся. Ну и погодка.

– Здравствуйте, действительно ужасная погода, – грустно ответила Олеся и накинула на голову капюшон ветровки.

А Федор так и не вышел проводить ее в дальнюю дорогу. За последние сутки они не сказали друг другу ни слова, а сегодня муж даже не помог ей донести тяжелую сумку до такси.

Всю дорогу до аэропорта Олеся напряженно думала о жизни. Как ни крути, а получалось, что она сама рушит свое семейное счастье. При слове «счастье» Олеся выругалась, вспомнив Павлика, выругалась еще раз и, наконец, успокоилась. Какого черта? Все равно она уже подъехала к аэропорту, а значит, бежать некуда.

– Ну, сынок, с Богом! – Герман Степаныч остановил старенькую иномарку и пожал сыну руку. – Ты пока отдыхай, а я попробую выяснить, кто тебя подставил. Ты же знаешь, у меня есть связи в органах, да и частного детектива сейчас нанять не проблема.

Воронин обернулся и вытащил с заднего сиденья автомобиля спортивную сумку:

– Ты Маринке не рассказывай особо, так, наври чего-нибудь, чтобы не истерила.

– Хорошо, – согласился Герман Степаныч. – Ну, иди, а то опоздаешь, не дай бог.

Воронин кивнул и почти бегом поспешил к зданию аэропорта, но все-таки не удержался, обернулся и помахал отцу рукой. За сутки любящий родитель сумел найти способ отправить свое чадо из страны на месяц-другой, так, на всякий случай.