Приговоренный к власти

Горохов Александр Сергеевич

Герои новой книги Александра Горохова отчаянно рвутся к славе, власти и большим деньгам. Однако погоня за благами жизни принимает извращенные формы и герои попадают в жестокие объятия криминальных разборок, шантажа, убийств и бандитизма. И вырваться из этого мира практически невозможно…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ИГРЫ НА ВЫБЫВАНИЕ

Он тихо прикрыл за собой двери, отчетливо понимая, что вместе с женщиной, оставшейся в квартире на широкой и теплой постели, отсекает от себя навсегда очередную часть прожитой жизни.

Вызвал лифт.

Периоды своей жизни он отмерял и запоминал по женщинам, с которыми был связан. Время отмерялось не днями рождения, не окончанием учебных заведений, не мировыми событиями, а подругами, олицетворяющими прожитое.

В школьные годы он был восторженно влюблен в итальянскую киноактрису и на фильмы с ее участием ходил по пять раз. В десятом классе влюбился в директора своей школы, молодую царственную даму, видел ее в своих блудливых юношеских снах абсолютно голой и страстно в него влюбленной.

Когда учился в техникуме, страдал и изнывал от плотской тяги к валютной проститутке Вальке-Полтора рубля, и неприличные сны превратились в реальность.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ТРЕТИЙ ВЫХОД

Способ самоубийства, которым сержант Мосол покончил свои запутанные счеты с жизнью, был прост и жесток. Около полуночи он вышел из казармы, никем не замеченный прошел в спортзал, залез на самый верх шведской стенки и на последней поперечине укрепил конец толстой стальной проволоки. На втором конце сделал петлю, просунул в нее голову и — бросился вниз. Он падал метра полтора, и когда повис, не касаясь ногами земли, то проволока, сжавшись на горле, мгновенно почти отрезала ему голову.

Койку сержанта обнаружили застеленной, в солдатской тумбочке — полный порядок, машина, в которой он возил по служебным делам замполита полка Диянова, тщательно вымыта, и в петле он висел одетый по полной форме, при хорошо начищенных сапогах.

В кармане гимнастерки у него нашли записку, которая подтверждала факт свершения столь страшного и добровольного поступка, но ничего не сообщала о его причинах и мотивах. Но тем не менее никаких кривотолков записка не вызвала и сомнений в его собственном намерении расстаться с жизнью не возникло.

Штабной писарь Твердохлебов видел записку мельком, всего лишь на секунду, а то и меньше мелькнула она перед его глазами в руках начальника штаба, но запомнил ее Твердохлебов слово в слово и мог на память прочесть каждому, кто не скупился угостить писаря хорошей сигаретой с фильтром. В устах ушлого писаря (он не ошибался ни в одной запятой) она звучала так: