Бенджамин Франклин, исполненный самодовольства, встал из-за хорошо отполированного дубового стола и окинул взглядом разношерстную публику. Комната для собраний в верхнем этаже Египетской кофейни тонула в льющемся сквозь большие окна бледно-молочном солнечном свете. В нем плавали замысловатые завитки табачного дыма, смешиваясь с едва заметными струйками пара, поднимавшимися над доброй дюжиной чашек кофе. Ему вдруг показалось, что он собирается держать речь перед полотном голландского художника, которое когда-то он сам же ему и заказал.

Франклин остановил взгляд на маленькой скамеечке и сделал движение, словно намереваясь стянуть ткань, под которой скрывался какой-то предмет прямоугольной формы. Но вместо того чтобы представить этот предмет вниманию любопытных, он убрал с лица дьявольскую улыбку, повернулся к аудитории и откашлялся – приготовился ораторствовать. Кофейные чашки звякнули о блюдца: десять мужчин и две женщины приготовились ему внимать.

– Все вопросы о Тайном союзе были заданы, и ответы на них получены. Сейчас же я позволю себе небольшую демонстрацию. Но прежде всего хочу вас спросить, уважаемые дамы и господа, и вас, мои оппоненты. Скажите мне, что на сегодняшний день доставляет нам наибольшее беспокойство?

– Давайте дальше, мистер Франклин! – в шутку грозя кулаком, пронзительно выкрикнул Шенди Тапмен. – Вы тут не в классе школяров!

Франклин вздернул брови:

Адриана катила колесо Иезекииля

[4]

к вершине неба, и под ногами у нее горели ангелы. И чем выше они поднимались, тем ярче делалось полуденное солнце, а небо напротив – становилось темнее и воздух прохладнее. Внизу простиралась земля, где кипела жизнь.

– Как красиво! – промолвила сидевшая в кресле Вероника де Креси. Подобно Адриане, она задумчиво смотрела сквозь толстое стекло кареты на мир вокруг. В свете, отражавшемся от поверхности дальних морей, ее бледное лицо отливало голубизной. – И на какую высоту мы можем вот так подняться?

Адриана остановила внимательный взгляд на медных выпуклых дисках со шкалой, идущей по кругу.

– Мы почти достигли предела наших возможностей. Сейчас мы на высоте почти шести лье

[5]

над землей. Не будь этой кареты, мы задохнулись бы от недостатка кислорода. Мои джинны поддерживают его в карете в нормальной для человека концентрации, для этого они должны его откуда-то брать. Но если мы поднимемся еще выше, то в атмосфере уже не будет кислорода, и вот тогда мы действительно можем задохнуться.

– Как жаль! Я хотела бы побродить по Луне и оттуда полюбоваться Землей.

– А ну-ка еще раз расскажи мне о тех кра-си-и-ивых женщинах, к которым мы направляемся в эти твои земли уичита, – ехидно произнес Таг. Он мрачно вперил взгляд куда-то вдаль, приставив козырьком ко лбу огромную ладонь.

Там вдали, волнисто изгибаясь, простиралась равнина, и редкие карликовые деревья только подчеркивали ее бескрайность.

За спиной одна из лошадей захрапела, и лошадь Тага беспокойно вскинула голову. Красные Мокасины обвел взглядом всех остальных. Из десяти лошадей, которых они взяли с собой, осталось восемь, но и они выглядели изнуренными. Они нуждались в хорошем отдыхе.

– Нам нужны свежие лошади, – сказал Красные Мокасины.

– Ты что, не слышал моего вопроса? – проворчал Таг. – Сколько нам еще тащиться до первой деревни уичита?

Было двадцать минут четвертого, когда в дверь лаборатории Франклина постучали. Он открыл дверь и нос к носу столкнулся с улыбающимся призраком.

Время он знал с точностью до минуты, потому что его оторвали от эксперимента, которым он был занят с самого утра и для проведения которого требовались строгие временные рамки. Двумя часами ранее его уже отвлекали от работы: на город вдруг обрушился оглушительный звон колоколов, и случилось это не в какой-нибудь урочный час, как можно было бы ожидать, а почему-то ровно в двенадцать минут второго. Сдерживая раздражение, он приложил максимум усилий, чтобы не отвлекаться на шум. Наверное, колокола звонят в честь какого-нибудь праздника или знаменательной даты, о которых он забыл. Ему удалось вновь сосредоточиться на проводимом эксперименте, и примерно через час в город вернулась тишина.

И вот теперь этот стук в дверь.

В первую секунду он намеревался накричать на непрошеного гостя и выпроводить его вон; у Франклина выдался нелегкий день, и совершенно не было сил на незапланированные визиты. Пленный колдун не давал ему покоя, хотелось как можно быстрее допросить парня, но прояви он, Франклин, нетерпение, это поставило бы его в невыгодное положение, поэтому он решил подержать колдуна в изоляции, день потратить на подготовленный ранее эксперимент, а вечером отправиться на плантацию Нейрна.

И вновь отрываться от работы ему совершенно не хотелось.

– Встань! – приказала Адриана, поразившись, насколько хрипло прозвучал ее голос. – Прояви себя или умри.

Неясная тень поднялась.

– Это я, мадемуазель, – послышался женский шепот. – Пожалуйста, не прогоняйте меня. Я не знаю, куда еще мне податься.

Адриана подняла задвижку алхимического фонаря, стоящего у изголовья. Спальня осветилась тусклым светом.

– Елизавета?

Небо готовилось явить людям свою грандиозную мощь. Черные облака озарялись то фиолетовыми, то темно-красными вспышками. Из их чрева вырывался упругий и влажный ветер, он нес запах жухлых листьев и гари.

Доисторический лес на краю кукурузного поля верхушками деревьев вонзался прямо в черноту неба. Тонкие стебли кукурузы сгибались перед Франклином, как кающиеся грешники, истощенные голодом.

Где-то вдалеке молнии рвали на части толщу облаков.

– Похоже, мы как раз вовремя успели оказаться под защитой крепостных стен, – заметил Вольтер.

Он стоял рядом с Франклином на узкой сторожевой площадке форта Моор. В Европе деревянный частокол около сотни футов длиной, за которым прятались разномастные бревенчатые постройки, вряд ли назвали бы фортом. Франклину, до сих пор видевшему этот форт только на карте, он вдруг показался совсем неподходящим местом для организации борьбы за свободу колоний.

Корабль, подобно грозовой туче, пролился на землю огненным дождем. Они наблюдали, как далеко внизу по льду разлетелись огненные брызги.

– Какая жалость! – воскликнула Креси.

– Всегда жаль, когда погибают хорошие люди, и все только потому, что их командир – дурак, – заметил Эркюль.

– Чушь, – тихо сказала Адриана. – Они все погибли только потому, что такова была моя воля. И не нужно ни в чем винить командира, он просто выполнял приказ.

– Адриана…

Красные Мокасины толкнул Тага, и тот проснулся. Кричащий Камень был уже на ногах и собирал вещи.

– Какого черта…

– Пора удирать, Таг, – прошептал Красные Мокасины.

Пока им удалось затеряться в дебрях огромного лагеря, но это убежище кратковременное.

– А это еще кто такие? – прошипел Таг, тыча пальцем в индианку и русского.

Пик грозы миновал, но Франклин и Вольтер все же успели насквозь промокнуть, пока добирались до частокола. Роберт уже стоял на сторожевой площадке, вперив взгляд в отряд из примерно пятидесяти конных воинов. Их возглавлял высокий и стройный человек, чуть старше тридцати пяти лет. Он восседал на низкорослой лошади чикасо и, несмотря на потоки воды, лившиеся с полей его шляпы, невозмутимо рассматривал стоящих на стене. Весь отряд был в одежде темно-коричневого цвета.

Всадник снял шляпу.

– Делегация маркграфства Азилия по вашему приглашению прибыла на переговоры, – прозвучал его сильный и властный голос.

Роберт тихо присвистнул:

– Это сам маркграф Оглторп.

Адриана отодвинула задвижку алхимического фонаря, но и в темноте без труда узнала человека по голосу.

– Здравствуй, Ирина, – сказала Адриана.

Жена Эркюля походила на алебастровое изваяние: кожа и волосы сияли чистейшей белизной. Глаза – темно-синие, в их глубокой синеве с трудом различались черные зрачки. Эркюль, когда стремился уязвить Адриану, утверждал, что Ирине несравнимо тяжелее, нежели ей, переносить страдания, ведь у его жены такая изящная талия и такие утонченные черты лица. Возможно, это и было правдой. Но несомненной правдой было то, что ее белизна действительно приковывала взгляд и часто удерживала его надолго.

Но сейчас вниманием Адрианы завладел старинного вида пистолет, нацеленный ей прямо в сердце. Она слышала, как Ирина взвела курок, похоже, и запал уже вставлен. Из этого следовало, что Ирина знала, как пользоваться оружием.

– Не двигайся, – приказала Ирина. – Не пытайся даже пошевелить своей дьявольской рукой, не вздумай шептать заклинания.

Джеймс Оглторп поднял руку, и следовавшие за ним воины остановились. Он приложил палец к губам, призывая к тишине. Его острые, как у сокола, глаза устремились в сторону леса, возвышающегося на той стороне поля.

– Слышишь? – выдохнул он, обратившись к остановившемуся рядом с ним индейцу.

Томочичи – вождь ямакро – пожал дряхлыми плечами.

– Я старею, – пробормотал он, – мои уши глохнут, слишком много мушкетной пальбы выпало на мой век. Скажи, что слышишь ты.

– Похоже на топот копыт.

– В магическом зеркале появился китайский посол, – сообщила Креси.

Адриана опустила на колени книгу и посмотрела на рыжеволосую подругу:

– Они наконец-то удостоили нас своим вниманием?

– Похоже.

– Хорошо. – Адриана поднялась и направилась к двери.

Прогремевшие выстрелы поднятых к небу мушкетов заставили Франклина вздрогнуть. На противоположном берегу реки поднялось облако серого дыма и повисло в раскаленном, неподвижном воздухе. В ушах зазвенело от оглушительного боевого клича, вырвавшегося из леса.

– Расслабься, Робин, – бросил Макферсон. – Они не в нас, они в воздух палят.

– Кто знает, может, промазали, – огрызнулся Роберт, неохотно засовывая пистолет в кобуру.

Франклин заметил, что и следопытов охватило легкое волнение. По примеру Роберта он постарался, что далось ему с трудом, изобразить на лице равнодушие.

Через несколько минут они убедились, что Макферсон был прав. Из леса выехал небольшой отряд индейцев и остановился на противоположном берегу, как раз напротив того места, где они намеревались переходить реку вброд. По виду индейцев можно было подумать, что они их поджидают, но в воздух стрелять индейцы воздерживались.

Где-то вдалеке он услышал резкий хлопок: одна из свинцовых дробин превратилась в столб пламени. В следующее мгновение раздался новый хлопок.

Лагерь пришел в движение, монголы носились как шершни, чье гнездо разворотили мальчишки. Послышались команды на незнакомом языке, и в сторону деревьев полетели стрелы. Свои ружья и магическое оружие, если оно у них было, монголы явно берегли для видимого врага.

Красные Мокасины и Горе начали перерезать привязи лошадей. Лошади забеспокоились, им не нравились и присутствие незнакомых людей, и запах дыма, но за общей суматохой это не особенно бросалось в глаза.

Перерезать привязь не составляло большого труда. Некоторые лошади были стреножены, Красные Мокасины перерезал и эти путы, стараясь не задеть копыт. Горе справлялась с работой быстро и четко.

Они почти закончили, когда Красные Мокасины обернулся и понял, что их заметили или обнаружили, что лошади выпущены на свободу. Низкорослый и кривоногий монгол смотрел прямо на Красные Мокасины, находящегося под прикрытием хошонти. Монгол закричал, но Красные Мокасины ударом томагавка заставил его замолчать. Монгол охнул и упал.

– Генерал Оглторп?

Оглторп с трудом открыл глаза, слипавшиеся от усталости и бессонницы. Голос с легким акцентом, выдающим жителя северных колоний, принадлежал лейтенанту Смолзу.

– Слушаю тебя.

– По эфирографу получено сообщение от губернатора Нейрна. Он поздравляет вас с победой, одержанной в четырех сражениях.

Оглторп не был уверен, что он заслуживает поздравлений. Ему удалось лишь замедлить скорость продвижения войск претендента, его потери при этом росли. Пока что на одного убитого колониста приходилось по два-три солдата противника. Они сбили один слишком близко подлетевший воздушный корабль, но и противник становился хитрее. Медленно, но верно Континентальную армию теснили к форту Моор. Дня через два они будут у его стен, и что дальше?

Бенджамин Франклин стоял на четвереньках, чуть ли не носом уткнувшись в покрытую серым пеплом землю. Окружавший его лес щебетал, чирикал и лениво жужжал, изнывая в полуденном зное.

Неожиданный треск веток заставил Франклина поднять голову: за несколько последних месяцев лес научил его тому, что здесь все крайне обманчиво. Лес может казаться сонным и безмятежным, но где-то в этой умиротворенности дремлет пантера, свернулась кольцами гремучая змея, притаились в засаде индейцы. Доверился обманчивой тишине Бенджамин Франклин — и вот он уже труп.

Возмутителем спокойствия оказался зеленый длиннохвостый попугай, нашедший убежище среди ветвей раскидистого дуба. На этот раз лес не стал убивать Бенджамина Франклина. Этот лес, как испанец, соблюдал сиесту — никаких активных действий от полудня до трех, а значит, можно посвятить это блаженное время разгадыванию сокровенных тайн природы. Франклин припал к земле еще ниже. Ему было жаль, что ковета лишили его руки чувствительности, когда едва не замучили его до смерти. Сейчас чувствительность была ему крайне необходима. Он продолжил наблюдение, затем, прищурив глаза, сел, поспешно записал что-то в тетрадь и снова пристально уставился на пятно грязи.

Когда он услышал за спиной шаги, было слишком поздно. Могло быть слишком поздно, окажись это враг, а не друг.

— Пытаетесь прочитать, сэр Волшебник, что ждет нас в ближайшем будущем?

Усилием мысли и движением руки Адриана де Морней де Моншеврой нагрела воду в ванне настолько, что пошел легкий пар. Она задернула занавеску, отделявшую ее от остальной части каюты, отсутствующим взглядом уставилась в окно и начала расстегивать платье. Ее корабль летел среди облаков, сквозь одно из них, полупрозрачное, она увидела «Добрыню», второй корабль ее воздушной флотилии. Он походил на большой плоскодонный военный корабль, только вместо мачт и парусов его несли восемь сверкающих красных шаров, с заключенными в них ифритами, благодаря им корабль летел вопреки законам гравитации. Она остановилась на пятой пуговице и подняла вверх правую руку, ту самую, которую даровал ей Уриэль. Мгновенно корабли и облака исчезли, появились силовые линии, притяжение и эфирные шаблоны, составлявшие основу материальных объектов и предметов.

Ифриты в отличном состоянии, значит, люди на «Добрыне» в безопасности. И это хорошо.

Она прижалась лицом к стеклу, пытаясь чувствами проникнуть вглубь эфира: «Мой сын, где ты?»

Она ощущала его, словно тонкая ниточка оторвалась от ее платья и ее унесло прочь. Где бы он ни был, сейчас он ее не слышал.

Кто-то легонько поскребся в дверь.

Джеймс Эдвард Оглторп стоял прямо и твердо, как и старые кипарисы, чьи темные силуэты вырисовывались на усыпанном звездами небе. Он вдыхал горячий ночной воздух маленькими порциями, чтобы шумным дыханием не заглушать голоса, доносящиеся издалека. Его взгляд буравил темень безлунной ночи и, наконец, за деревьями и испанским мхом наткнулся на отблески костра.

— Там, — произнес маркграф одними губами.

— Слышу и вижу, — прошептал в ответ Унока, невысокого роста негр, капитан маронов, входивших в армию Оглторпа.

— Тогда идем, — выдохнул Оглторп, — только тихо как мыши.

— Идем тихо, — передал по цепочке Талли Маккей и кивнул в сторону костра, откуда сейчас донеслись обрывки смеха. — К ним и с барабанным боем приближайся, не услышат.

Красные Мокасины провел пальцами по сухому стеблю кукурузы, взглядом обвел поля, огромными пятнами разбросанные по прерии, простиравшейся до лесистых холмов вдалеке, там дымок вился кольцами и тянулся к небу.

— Я чувствую себя привидением, — сказал он стоявшей рядом с ним девушке.

— Почему? — Взгляд ее темных глаз последовал за его взглядом, словно она старалась увидеть то, что видел он.

— Потому что я дома. Дом — единственное место, где оживают воспоминания. Здесь запахи и даже свет кажутся другими. Они заставляют меня вспомнить, что я чувствовал и о чем думал в пять лет, в двенадцать и в тот момент, когда покидал отчий дом. Все мои прошлые и давно умершие облики следуют за мной, как привидения.

Девушка не стала вступать с ним в философско-мистические рассуждения, а постаралась вернуть его на землю.

Прошло несколько секунд после того, как стих грохот, и только тогда Франклин понял, что он жив и здоров, а все эти оглушительные залпы были не чем иным, как приветствием, сродни дружескому рукопожатию.

— Какая глупость, — пробормотал он. — И пустая трата пороха. Лучше бы били в барабаны и трубили в трубы, если им так нужно шумное приветствие. А порох можно было бы приберечь для более нужного дела. Кто знает, может быть, потраченного здесь пороха как раз и не хватит, чтобы выиграть войну.

— Это что, приветственная речь, открывающая переговоры?! — поинтересовался Роберт.

Французский капитан, стоявший на берегу, что-то прокричал. От шума в ушах Франклин не мог разобрать ни одного слова.

— Он приветствует нас и просит следовать за ним, чтобы поставить судно в док, — перевел Пениго.

Минко Чито

пристально смотрел на запад, пытаясь разглядеть там то, что глазами смертного увидеть было невозможно.

— Армия там?

— Да, — заверил его Красные Мокасины.

Минко Чито

рассеянно кивнул.

— Я убил много воинов, — сказал он. — Однажды я проник в главный город чикасо, в сам Лонг-Таун, и вернулся оттуда с двумя скальпами. Полмесяца я гонялся за людьми Большого Холма, чтобы сразиться с ними, а потом они полмесяца гонялись за мной с той же целью, а я смеялся. Но это… это совсем другое. Сейчас враг идет с запада, с земли Вечного Мрака, где живут проклятые.

Дон Педро атаковал первым: бросок вперед и молниеносный удар в левую область груди Стерна. На мгновение Франклину показалось, что все кончено. Но острию шпаги недостало всего какого-то дюйма. Стерн невозмутимо ударом увел клинок противника вверх и совершил короткий молниеносный выпад. Дон Педро отскочил назад и отбил удар.

— Черт! — прошипел Роберт.

Франклин тоже заметил красное пятнышко на правом плече дона Педро, мгновенно растекшееся розовым пятном.

Стерн отступил назад и, опустив рапиру, встал в оборонительную стойку.

— Первая кровь, — сказал он. — Если вы считаете себя удовлетворенным, я готов завершить поединок.

В непроглядно черных глубинах узкого пролива Алтамахи расцвел белый цветок лотоса. И прежде чем Оглторп понял, что происходит, он успел полюбоваться необычайной красотой цветка и зеленовато-жемчужным ореолом вокруг него.

Корабль подбросило так, что он ударился головой о потолок, из глаз посыпались искры. На мгновение мир, казалось, забыл о существовании закона тяготения, и сотрясенный корпус «Азилийского Молота» наполнился криками.

— Какого черта?! — заорал Оглторп; голос доносился откуда-то издалека и звенел в ушах эхом. — Мы что, на мину напоролись?

— Нет, генерал, — проворчал Маккей. — Мина разорвалась впереди, в двадцати ярдах по левому борту. — Он испуганно задрал голову.

— Они начали забрасывать нас минами?

В эфире сошлись сразу три армии ангелов: темные, странные силы из леса, скрытые туманным облаком, сияющие, исполненные мести херувимы ее сына и ее собственная жалкая горстка эфирных слуг.

В мельтешении ангельских существ, среди фрагментов растерзанной материи и духов, она увидела Николаса, он умирал. Его эфирное воинство агонизировало, пламя рвалось к самому центру, воздушные корабли падали на землю, алхимическая артиллерия самопроизвольно взрывалась. Николас не просто проигрывал бой, ему наносили сокрушительный удар, который должен был завершиться его гибелью.

Над полем битвы что-то образовывалось, и Адриана сразу узнала —

keres

открыл мигающий глаз. Вначале он походил на огромное облако, предвещавшее разрушительное торнадо. Но Адриана видела его истинную суть.

На мгновение она онемела. Она не могла позволить Николасу умереть у нее на глазах. Она не могла позволить

keres

набрать мощь. Враг ее сына не замечал пробудившегося ангела смерти.

— 

Keres

, Уриэль! Останови его рождение!

— Мне нужно сесть, — пробормотал Франклин. — Правда, нужно.

Свободной рукой Ленка вытащила из-за пояса пистолет и нацелила его на Василису, затем вложила шпагу в ножны.

— Не хочешь ли ты представить меня своей жене, Бенджамин? — спросила Василиса совершенно спокойным голосом.

— Кажется мне, — голос Франклина, напротив, звучал очень напряженно, — вы уже успели познакомиться.

— То был Роберто де Томоль, — заметила Василиса.