Сантос проснулся еще до восхода.

Утро было холодным и мерзким, как и любое другое в пустыне. Болели сломанные когда-то кости бедра, и ветер нес с востока мокрый от росы песок. Сворачивая самокрутку с остатками дикого табака, Сантос смотрел на башни древнего города, проступающие в сумерках совсем рядом.

Город был громадным и таким же отвратительным, как это утро, да и вся жизнь Сантоса в этом глубоком рейде. Он докурил самокрутку, закашлялся и пошел будить свою восьмерку, которая не торопилась просыпаться.

Ему пришлось отвесить им несколько хороших пинков и пару раз прикрикнуть, чтобы заставить их шевелиться. Глубокая пустыня оставалась позади, и чем дальше, тем труднее становилось держать в узде его тигров. Они жаждали грабить и убивать, а не прятаться среди дюн, как песчаные еноты, и Сантос отлично их понимал… но на этот раз их работа заключалась в другом.

Кто-то из маленьких пленников поднял было вой, но его быстро успокоили тычком приклада. Завтракать не стали – время поджимало, маленькое радио, ожившее вчера на привале, четко сказало: «На рассвете».

Они появились на рассвете.

Мириам, как всегда по утрам, смотрела из окна на дорогу, идущую с запада. Последняя семья, бежавшая от рейдеров по этой дороге три дня назад, предупредила ее о возможной опасности, но Мириам им не поверила.

Ее маленький постоялый двор видел столько перепуганных беженцев за последние полгода, что их страх стал для нее чем-то вроде фона, белого шума, мешающего распознать их истинные лица и намерения. Тяжелые грузовики, кары и трейлеры, нагруженные вещами, появлялись и исчезали в ее одиноком мирке – где-то между старым колодцем, парой неказистых домиков, сложенных из листов ржавого железа, и забором, скрепленным колючей проволокой. Чужие люди проводили здесь на несколько ночей, а потом уходили, оставляя свой страх. Старые, молодые, совсем дети – все они бежали от прошлой жизни, с насиженных мест, всем им было что терять.

Мириам было всего шестнадцать, и она не боялась. Девушка не испугалась даже когда поняла, что облако пыли на дороге растет слишком быстро. Тяжелые кары, везущие женщин, детей и домашнюю утварь, не ездят с такой скоростью.

Утро было прозрачным и чистым, песок пустыни мерцал под солнцем. Мириам пошла на кухню и достала довоенный револьвер из жестяной коробки за плитой… большой и тяжелый. В барабане, как она помнила, оставалось всего три патрона.

– А что такое Рука? – спросила Мириам позже, когда дым от ее прежнего дома остался далеко позади, а солнце поднялось почти к зениту.

Они ехали на восток по старому хайвею настолько быстро, насколько позволял движок грузовика Мириам. В переговорнике, настроенном на волну женщины в маске, слышалось ее дыхание. Видимо, микрофон был вделан прямо в воздушный клапан комбинезона.

– Это рейдеры, – после короткой паузы ответила незнакомка. – Самая большая банда за последние пять лет. Она состоит из других, поменьше, и сейчас они двигаются с запада, из пустыни, грабя и убивая всех, кого встретят.

– А города-крепости?

– Я слышала, что они не смогли взять Даллас и обошли его стороной, но города вокруг – им не так повезло.

На ночлег они остановились у края заброшенного городка – Мириам не знала его названия, большая часть невысоких зданий была наполовину занесена песком, заросла низенькими кривыми деревьями и диким виноградом. В остатках домов, все еще возвышающихся над пустыней, свободно гулял ветер, но Мириам помнила, что ближе к осени все изменится. После нескольких дождей виноград зазеленеет снова, и тогда развалины будет не узнать. Они превратятся в зеленые холмы странной формы, ничем не напоминающие творение рук человека.

За весь день они остановились всего два раза, по настоянию Мириам – похоже, что Би не было нужно ни есть ни пить. Также Би не проявила никакого интереса к вопросу о приготовлении ужина, поэтому девушка занялась этим сама, ей было не привыкать.

Она развела костер из сухих веток под стеной низкого строения, которое когда-то могло быть магазином или кинотеатром, теперь оно защищало их от ветра, не более того. Машины стояли рядом, и со стороны хайвея огня видно не было. Повесив над костром котелок с водой, Мириам уселась возле него. Би открыла кабину, но из машины так и не вышла.

– Ты будешь кашу? – спросила Мириам, когда молчание стало совсем невыносимым.

В кабине кара звякнуло, видимо, Би что-то уронила.

Би разбудила Мириам за полчаса до рассвета. Небо на востоке розовело, песок стал мокрым от росы, а на Би снова была маска.

От завтрака она отказалась, и Мириам пришлось доедать кашу одной.

– Прости меня, – снова сказала она, отчищая котелок песком. – Я уже видела такое у людей, которые долго не ели.

– Я сама виновата. – Би сидела на крыле машины, глядя туда, где должно было взойти солнце, ее механический голос оставался ровным. – Нужно думать головой, а не желудком.

– Если бы мясо было свежим, то я сварила бы жидкий суп, от него тебе не стало бы плохо. – Мириам сложила миски в котелок и спрятала его в узел с вещами.

Песок нагревался медленно.

Стоило ему получить чуть больше тепла, и он стремительно терял влагу, становился сыпучим, подвижным и не хранил следов долго.

Человек, остановившийся у остатков чужого лагеря, знал в этом толк. Солнце взошло недавно, и один-единственный взгляд сообщил ему больше, чем другому мог бы дать час пристального наблюдения.

Широкие следы боевого кара, тяжелого, нестандартного, в полной броне. Глубокие следы его владельца – маленькие ноги, вязнущие в песке из-за дополнительного веса. Экзоскелет? Мальчик или женщина?

Человек медленно прошел по лагерю. Его броня меняла цвет с каждым шагом: серая, серовато-зеленая, песочно-желтая. Он остановился, и его силуэт слился с песком, только асимметричные оптические линзы на шлеме предательски блестели, но потом и они погасли.

До полудня они ехали не останавливаясь. Климатизатор в грузовике Мириам давно не работал, и она изнывала от жары.

Наконец девушка упросила Би остановиться на пять минут и переоделась, забросила куртку и джинсы в трейлер и осталась только в коротких шортах и майке.

– Песок не горячий? – спросила Би, глядя, как ее спутница босиком бегает вокруг грузовика, поправляя защитные шторки и зеркала.

– Не очень, если не стоять на месте. – Мириам подскочила к ней и протянула бутылку с водой. – Пить хочешь?

– Нет, у меня есть вода.

Они свернули с хайвея через несколько часов, когда песчаная пустыня начала уступать место каменистой, а слева, в горячем мареве горизонта, проступили пологие холмы заброшенных городов. Эта дорога была заметно хуже. Усыпанная плотно спрессованным гравием, она петляла между обломками скал и дюнами. Би ехала первой, и Мириам старалась не отставать, хотя ее тяжелый грузовик нещадно буксовал.

Плохая дорога кончилась неожиданно, оборвалась у края древнего, засыпанного песком плоского кратера, за которым, словно скальный массив, подымался старый город. Мириам никогда не видела больших городов – а этот был просто огромен, с полупрозрачными громадами зданий, разрушенными эстакадами и высокими строениями, густо облепленными сухой растительностью.

– Подожди, – сказала Би.

– Что такое? Слушай, какой он все-таки огромный!..

– Там кто-то есть.

Дальше они ехали в молчании. Мириам боялась снова заговорить с Би и только слушала ее дыхание, такое же ровное, как и обычно.

Приблизившись к городу, они поехали в объезд, по широкой дуге. Соваться в развалины, густо заросшие сухим желтым плющом, было бы сущим безумием. Приоткрыв от удивления рот, Мириам смотрела на огромные руины, проплывающие справа от них, высокие стены в сотни человеческих ростов, просвечивающие скелеты зданий со сверкающими на солнце осколками окон, улицы, исчезающие в завалах и переплетениях длинных сухих корней.

Они ехали очень медленно. Почти все здания выглядели так, будто готовы были обвалиться в любую секунду. Несколько раз машины останавливались – Би что-то слушала или высматривала – затем снова двигались вперед. Иногда в развалинах что-то с грохотом обрушивалось. Город все еще продолжал разрушаться.

– Здесь действительно есть люди, – сказала Би, когда они остановились в третий раз.

Эти слова прозвучали так неожиданно, что Мириам, уже привыкшая к молчанию, вздрогнула.

В этот раз Мириам сварила ужин гораздо быстрее. Костер получился большим, да и сама она проголодалась.

Би сказала, что попробует, но есть не будет, и ушла в машину, оставив колпак кабины открытым. В неярком синем свете экрана Мириам рассматривала ее маску. Би сидела не двигаясь, даже ничего не переключая на пульте.

– Что ты там делаешь? – наконец не выдержала Мириам.

– Я слушаю и смотрю вокруг. Не заинтересовался ли нами кто-нибудь?

– По приборам?

Ночь упала на развалины неожиданно, как молот на наковальню, в считанные минуты окутав темнотой посадочную площадку и город. Утонули во мраке пилоны с просвечивающей синеватой арматурой, и стекла в далеких башнях погасли. Корабль, скрытый маскировочной сетью, возвышался в темноте, как сломанная арка огромного несуществующего моста, соединяющего город с пустыней.

Одинокому ангелу, стоящему у корабля, было не по себе. Темнота не мешала ему видеть вокруг дальше и глубже, чем позволяли человеческие глаза, но для спокойствия этого было недостаточно.

Пустыня дышала. Слабая, почти неощутимая пульсация исходила откуда-то снизу, из-под бетонного поля, из-за дюн, окружавших его. Броня не была ей помехой, она билась прямо в сознание, наполняя его тоской и чуждыми непонятными образами.

Кровь давно впиталась в песок, а останки рейдеров растащили звери, но сейчас коричневые пятна, оставшиеся на месте их гибели, искрились слабым синеватым светом, словно в них частично отражались звезды.

– Кто-то смотрит, – неуверенно сказал ангел.

Мириам снился древний город. Она шла по его улицам, широким и чистым, и в многоэтажных домах, закрывающих небо, блестели целые стекла. Девушка знала, что где-то в этом городе находится Би, ее нужно найти и сказать ей что-то очень важное. Она побежала, но улицы оказались бесконечными – одна переходила в другую, и здания поднимались над ней, как скалы. Никого не было вокруг. Мириам остановилась, огляделась и вдруг вспомнила, почему на улицах никого нет.

Жители города мертвы, все, до последнего человека.

Миллионы мертвецов смотрели на нее из сверкающих окон древнего города молча и страшно. Мириам чувствовала на себе их взгляды, давление, пронизывающее до костей, выворачивающее наизнанку… словно она была букашкой, проколотой миллионами иголок, – и эти иглы двигались, изучая ее и в то же время меняя, придавая ей форму, складываясь глубоко внутри в угловатое, колкое и странно знакомое имя: Иштар.

Страшное ощущение внезапно исчезло. Вместе с ним прервался и сон, превратившись в обычное мелькание бессмысленных фрагментов. Она снова бежала по городу, но он уже был разрушен. В конце улицы, заросшей кривыми желтыми деревьями, за каменным столом устроилась Би. Напротив нее сидел дикий человек, совсем голый, с черной блестящей кожей и длинными волосами. Би говорила с ним, но Мириам не могла понять, о чем именно. Она глубоко вздохнула, чтобы крикнуть Би, и проснулась.

Костер все еще горел, не сильно, но как-то слишком ярко, так что, даже укрывшись с головой, Мириам продолжала видеть его свет.

– Что это было? Или кто?.. – Мириам села в своем гнезде из одеял, холодный утренний ветер остужал ее голые руки и пальцы, сжимающие игольник.

– Не знаю. – Би воткнула копье в песок, снова села за стол и взялась руками за голову. – Видимо, они тоже хотели поменяться.

– Как это?

– Ну да. – Маска Би разделилась пополам, и голос из громкого механического стал обычным, усталым. – Ты была права насчет места для торговли.

– Они приходили торговать?

Недолго думая, Мириам превратила стол для торговли в разделочный, поскольку никаких других твердых поверхностей поблизости не наблюдалось. Ей приходилось раньше возиться с говяжьими тушами, а маленький олень, убитый дикарями, был гораздо меньше коровы и скорее напомнил ей крупного тушканчика. Пока костер разгорался, она успела выпотрошить тушку и снять шкуру, которой, по ее мнению, не хватило бы даже на то, чтобы пошить подушку. Мириам резала мясо на полоски маленьким острым ножом, захваченным в дорогу вместе с прочей утварью. Работа была знакомой и успокаивала.

– Тебе достаточно света? – спросила Би.

Мясо ее не интересовало. Сидя возле машины, она втирала в лицо защитную мазь из набора Мириам. При свете восходящего солнца следы от воздушных трубок возле ее губ и носа проступали четче, словно шрамы.

– Достаточно. Ты будешь суп?

– Ты собираешься варить его?

Никогда еще грузовик Мириам не развивал такую скорость. Они ехали по ответвлению большого хайвея, совсем старому, уходящему прямо на север. Дорога петляла среди холмов, густо заросших сухим виноградом. Вероятно, прежде здесь находились городские предместья. Мириам старалась смотреть только вперед. Слишком много камней попадалось в песке под колесами, и Би то и дело останавливалась, чтобы ее подождать.

– Езжай одна, – заикнулась было Мириам, когда ее спутница притормозила в первый раз.

– Да? Среди этих развалин может укрываться еще одна группа рейдеров. Хочешь, чтобы я опять спасала тебя?

Этого Мириам не хотела. Ее грузовик рвался вперед, разбрасывая камни, а подвеска трейлера жалобно скрипела.

– Только не сломайся, – тихо повторяла про себя Мириам. – Только не сломайся, ты мой железный, ты мой хороший.

Он вошел в город впервые в жизни.

Его пыльный плащ мел древнюю мостовую, усыпанную песком и камнями, а восходящее солнце окрашивало красным заросли винограда и обломки, наваленные вокруг. Он шел по звериным тропам, невидимым обычному глазу, среди стен в сотни человеческих ростов, готовых рухнуть от одного неосторожного движения, и металл на его лице разбрызгивал алые солнечные зайчики.

Он смотрел вокруг десятками нечеловеческих глаз: песчаных мышей, ворон, кружащих в небе, собак, прячущихся от него за гигантскими деревьями, занявшими целые небоскребы. В этом месте, когда-то полностью добровольно отданном смерти, бурлила жизнь. Он чувствовал ее в легчайшем движении прохладного воздуха, в любом порыве ветерка, в каждом шорохе.

Он ощущал разумы змей и насекомых, узкие и простые, как деревянное копье. Разумы мышей и птиц, белок и косуль, собак и больших серых кошек, пульсирующие от ярких чувств и желаний. Сверкающие сознания людей, не отличающихся от животных по своей сути.

Он шел их путями, пересекая город. Семья кошек столкнулась с ним, но не увидела и прошла мимо по тропе, одна за другой, так что он мог бы дотронуться до них, если бы захотел. Люди с копьями, охранявшие свой лагерь на остатках большого здания с колоннами, тоже не стали его останавливать. Образ чужака не удерживался в их разуме, стирался между моментами видения и осознания.

Сборы заняли у них еще полчаса.

Мириам перетаскивала в свой трейлер мешки и коробки, на которые указывала Таня, а Би бродила между машинами с ворохом оружейных ремней на плече. У миссии действительно не было ничего ценного: немного лекарств, одежда, сшитая самими сиротами из полотна, купленного в Хоксе, самодельное мыло на продажу, вода и ячмень. Когда Мириам сказала, что все это они не увезут, Таня опять расплакалась. Ей было жаль оставлять вещи в пустыне. Два мальчика ходили за ней как тени, взявшись за руки, пока Мириам не приказала им сесть в свой грузовик. Но послушались они только после того, как Таня повторила ее приказ.

Трейлер Мириам, и без того перекошенный на один бок, сел еще ниже, и теперь она всерьез беспокоилась за сцепку. У нее ушло еще десять минут на то, чтобы подновить гель в шинах маленьким электронасосом. Закончив с ними и снова протерев руки влажной тряпкой, она обнаружила, что детей в кабине нет.

Они стояли у могилы, все трое. Таня держала в руках маленькую книгу и перелистывала страницы.

– Ты умеешь читать? – Она обернулась к подошедшей Мириам. – Я привела их попрощаться и даже нашла Библию, но не могу…

Дорога на Атланту оказалась значительно лучше, чем те, по которым они ехали до сих пор. Песок на старом бетоне был утрамбован множеством машин, трещины почти не попадались. Дети молчали. Рок вообще не произнес ни слова с момента его появления из грузовика, а Тони, по словам Тани, вообще не говорил.

– Не то чтобы он не умеет, просто, видимо, не хочет. Рок тоже неразговорчивый, но это потому, что тебя стесняется.

– Я вижу.

Мириам максимально затемнила ветровое стекло, но в кабине все равно было невыносимо жарко, несмотря на открытые окна. Если бы не дети в кабине, она давно бы сняла майку. Для нее было загадкой, как переносит жару Таня в своей курточке из легкого, но плотного полотна и таких же брюках и не жалуется. Всю дорогу девочка только одергивала Рока, когда он слишком сильно высовывался в окно, иногда говорила что-то Тони на ухо и совершенно бесшумно плакала, роняя редкие слезы ему за воротник.

До этого Мириам видела множество детей, от совсем маленьких, завернутых в тряпки и спящих на руках у родителей, до почти взрослых, вроде Тани, бегавших с криками по ее постоялому двору и постоянно норовящих что-нибудь стянуть, уронить или съесть. Ей приходилось заботиться о них, иногда кормить, искать, прикрикивать и отводить к родителям. У нее были даже игрушки, которые она хранила для таких случаев: мягкая кукла с глазами из пуговиц, кубики с буквами и еще много всяких мелочей, коробка с которыми осталась далеко позади, среди развалин постоялого двора.

Он оставил байк между двух скал, в тени. Хайвей бежал мимо белой полосой, разрезая лежащую перед ним чашу пустыни пополам. Она была совершенна, сверкающая под безупречным голубым небом, украшенная полосками камней и завитками дюн, прекрасна настолько, что от ее красоты у него останавливалось дыхание.

Он опустился на колено и поклонился ей, потом снял винтовку с плеча и несколькими привычными движениями размотал защитную ленту, прикрывающую прицел и спусковой механизм. В картине перед ним была одна беспокоящая деталь, мешающая любоваться ею, – облачко пыли над хайвеем вдалеке. Он толковал его форму легко, как обычный человек мог бы объяснить значение улыбки на лице любимой.

Две скоростные машины с форсированными двигателями.

Даже не слушая переговоры, он знал, что за люди их ведут – тигры, небольшой разъезд, отделившийся от основной группы. Облако, поднятое ими, было лишним в этой прекрасной пылающей чаше.

Электронный прицел разложился и лег на глаза. Он слегка приподнял коническую шляпу, защищающую его от солнца, и задержал дыхание, прислушиваясь к ритму сердца.

Водная вышка оказалась даже ближе, чем думала Мириам. Они ехали не более часа, Би увидела ее, они свернули с хайвея направо и потом еще минут двадцать петляли по плохой каменистой дороге. На первом же ухабе, когда грузовик подкинуло, Таня сильно ударилась о потолок кабины и после этого вжимала голову в плечи при малейшей тряске. Она больше ни о чем не спрашивала, а Мириам совсем не хотелось говорить. Би, похоже, вообще отключила переговорник. Даже ее дыхания, уже ставшего таким же привычным, как шум мотора, не было слышно.

Вышка стояла в небольшой низине, рядом с дорогой, между двумя холмами. Вокруг нее были разбросаны четыре небольших ветхих строения с плоскими крышами, вроде домиков для гостей во дворе Мириам. Би проехала прямо под вышкой, обогнула пару домиков и остановилась между ними. Мириам поставила свой грузовик рядом и смотрела, как Би медленно шла к вышке, держа наваху на плече.

Би остановилась под трубой водосброса, осмотрела большие ржавые вентили и трубы, опутывающие вышку, потом обернулась и помахала рукой. Мириам сняла клипсу переговорника, засунула ее в зарядное гнездо рядом со штурвалом, открыла дверь и спрыгнула на землю.

– Ты поможешь мне? – спросила она Таню, снимающую Тони с высокой подножки. – Нужно будет набрать воды и кое-что перенести.

– А можно что-нибудь поесть? – спросил Рок, спустившийся с другой стороны кабины. – А то мы не ели со вчерашнего…

Они ели жадно, как дети, которые пережили голод. Би сжевала всего два кусочка, а потом только наблюдала со стороны. Мириам раскладывала картошку по жестяным тарелкам, хлопала Рока по пальцам, когда он слишком часто тянулся к мясу, выбирала самые мягкие кусочки для Тони и тоже смотрела. Она привыкла судить о людях по тому, как они едят. Иногда это говорило о человеке больше, чем он сам мог о себе рассказать.

Таня ела аккуратно, но чувствовалось, что она очень голодна. Тем более удивительно было, что девочка ни разу об этом не обмолвилась.

Рок ел быстро, много и шумно, чавкая и иногда пытаясь говорить, как и полагалось ребенку в его возрасте.

Тони жевал мясо тихо, задумчиво и большую часть трапезы казался погруженным в себя.

А Би… ей было все равно. Мириам показалось, что, будь вместо мяса сухая ветошь, Би съела бы ее точно так же, быстро и равнодушно. Когда она смотрела на детей, на ее лице менялись совсем непонятные Мириам выражения – сожаление, грусть, сомнение, словно женщина пыталась что-то вспомнить и не могла. Она не улыбнулась, даже когда Таня погналась за Роком, утащившим самый большой кусок мяса, и загнала его на крышу домика.

Она уложила их рядом, всех троих. Тони, похоже, и так клевал носом, а Рок, у которого еще хватало энергии, чтобы сыпать песок за шиворот Тане, отнесся к сну как к необходимому злу, особенно после того как Мириам объяснила, что вставать им придется до рассвета.

– А волки к нам не подойдут? – спросила Таня.

– Нет, если вы будете лежать тихо. Би хорошо стреляет, так что ничего не бойтесь.

Оставив их устраиваться у костра, Мириам взяла склянку с мазью и пошла к машине Би. Та, по своему обыкновению, сидела с открытыми глазами и смотрела в никуда.

– Мазь, – сказала Мириам, присев рядом с машиной. – Перед сном, тогда подействует лучше всего.

Вероника проснулась.

Вокруг двигалось множество людей, вызывая в памяти картины, виденные давным-давно, но тогда, в прошлом, они кричали и бежали куда-то среди пламени и падающего камня, а сейчас просто суетились без видимой и понятной цели. Впереди, в толпе, между палатками торговцев и машинами, шла загорелая девушка, смутно знакомая по предыдущим пробуждениям, ведущая за руки двоих детей, мальчика и девочку. Мелькали черные волосы, завязанные в высокий хвостик, и еще один ребенок, совсем маленький, цеплялся за пояс ее джинсов, смешно семеня следом.

Это выглядело очень трогательно. Наблюдая за тем, как девушка пробивала себе путь через толпу, Вероника чувствовала все усиливающееся желание защитить ее и этих детей.

Взять их за руки и повести вперед.

Она знала, что через несколько минут на нее нахлынут воспоминания – чужие, приносящие только боль, но пока в ней царила кристальная ясность, а чувства оставались необычайно яркими, захватывающими до глубины души. Вероника шла вслед за девушкой, наслаждаясь каждым ощущением: теплом солнечного света, прикосновениями чужой одежды, десятками запахов, висящих в воздухе над толпой.

– Би? – Мириам оглянулась во второй раз, и ее опять толкнули.

Она отпихнула человека плечом, выслушала сдавленное ругательство в ответ и потянула Таню к себе, подальше от грубияна.

– Би! – восклицание утонуло в гомоне базара.

Кто-то кричал впереди, расхваливая горячие корндоги, люди торговались, ругались и откровенно скандалили у прилавков. Мириам развернулась, прижимая к себе Рока, и начала проталкиваться обратно. Би стояла у прилавка со старым барахлом, держа за руку Тони. Возле них было посвободнее, появилась возможность отпустить Танину ладошку и сделать глубокий вдох.

– Я думала, ты потерялась.

После полумрака купеческого шатра утреннее солнце, висящее над тентами, казалось невыносимо ярким. На площади, под столбом, дралась уже другая пара – тучный мужчина против высокого и худого. Они вяло обменивались ударами и пинками, толпа разочарованно свистела.

Мириам крепче сжала ладонь Тани и в который уже раз проверила, на месте ли тяжелый кожаный кошелек, один из двух, выданных им Джеффри. Второй висел на поясе у Би, рядом с игольником, и за него она не очень опасалась.

– Нужно будет купить поесть, – сказала Мириам, когда они протолкались через толпу на краю площади и вышли в относительно пустой ряд, заполненный лотками с инструментами и мелкими запчастями для каров. – А то с утра одни яблоки…

– Да, – задумчиво ответила Би. – Слушай, а это действительно так много денег?

– Да, очень. Я никогда столько не видела. Тысяча кредитов – это почти небольшая ферма, мой двор стоил меньше. А мы договорились продать батареи за…

Они вышли к воротам, когда солнце уже почти добралось до зенита. На этот раз их маленькая процессия двигалась медленнее, но гораздо увереннее, обходя большие скопления людей и забитые рыночные ряды. Мириам несла на плече большую сумку, в которую упаковала все самое ценное и необходимое, что нашла в трейлере. Еще одна, поменьше, досталась Тане. Року поручили следить за Тони и не отпускать его ни на секунду. Мириам то и дело оглядывалась, чтобы проверить, не отстали ли они, не затерялись ли в толпе их маленькие фигурки в одинаковых полотняных куртках.

Би шла впереди, и на ее плече тоже висела сумка, вернее сказать, пластиковый рюкзак, черный, со множеством ремней и карманов. Би несла его так, будто он вообще ничего не весил, свернутый валиком плащ был прикручен к рюкзаку, и прохожие оглядывались на нее теперь гораздо чаще. Мириам не знала, хорошо это или плохо. Практически все встречные смотрели на Би. Ей уступали дорогу, расходились, шептались за спиной. О чем, слышно не было, но Мириам с детьми больше хотя бы никто не толкал.

Перед тем как пойти к воротам, они сделали только один небольшой крюк. Би, видимо запомнившая дорогу с первого раза, свернула с полупустого ряда, по которому они двигались. Пройдя между карами, поставленными впритык, она еще раз изменила направление и обогнула ряд тентов. Их встретили знакомый шум и давка. Это был ряд ненужных вещей, по которому они уже проходили утром, Би шла по нему целеустремленно, разыскивая единственный нужный ей лоток среди множества других, заваленных хламом.

Светловолосая торговка подняла на нее измученные глаза.

– Хотела спросить. – Би протянула руку и снова дотронулась до одной из тряпичных кукол. – Откуда все эти вещи?

Есть было больно. Сухой хлеб царапал горло, его твердые куски словно камни проваливались по пищеводу, оставляя хорошо ощутимый привкус крови во рту. Эта боль была знакома, обыкновенна так же, как восход солнца, к ней можно было привыкнуть и не обращать на нее внимания.

Хуже была боль, приходившая иногда ночью, перед сном. Тогда вместе с ней накатывала и тошнота с неправдоподобно алой рвотой. Она оставляла после себя слабость и нежелание жить.

Впрочем, терпеть придется недолго.

Он не тешил себя надеждами, не питал никаких иллюзий. Теперь ему оставалась только боль. Она руководила его днями и ночами, была генералом, путеводной звездой, показывала, сколько еще предстоит сделать и что можно успеть за это время.

По всему выходило, что совсем немного.

Би пошла в ванну первой.

На этом настояла Мириам, обнаружившая, что ванн на самом деле две – по одной в каждом конце коридора. В общей сложности туда выходило с десяток дверей, крашенных в теплый зеленый цвет, и Би с Мириам досталась комната за одной из них, под номером пять. Детей решили поселить напротив, в номере шесть, подальше от лестницы и большого человека, снимающего жилье внизу.

Обе ванны, снабженные электрическими нагревателями, оказались металлическими, именно такими, как запомнила Мириам. Би отнеслась к этому факту очень спокойно и ушла мыться, захватив с собой твердое мыло, полотенце и игольник. Мириам оставалось только надеяться, что ванну она примет без своего костюма.

Девушка же решила сначала помыть детей. Двоих, поскольку, по ее мнению, Таня вполне могла справиться с этим сама.

Рок попытался было протестовать, но Мириам быстро объяснила ему, что те, кто не вымоется, останутся без ужина, быстро раздела его и Тони и загнала их в ванну. Нагреватель включился не сразу, и вода, полившаяся из шланга, была лишь слегка теплой. Велев Року не визжать, как девчонка, Мириам вывернула регулятор температуры на середину и выдала детям кусок мыла. Дальнейшее напомнило ей сцену купания лошадей на водной вышке, виденную как-то давным-давно в Олайхоме, – брызги, крики и очень много веселья.

Они спускались в зал по лестнице с деревянными перилами, и Мириам чувствовала себя совершенно другим человеком. После горячей ванны кожа казалась тонкой, непривычно гладкой, будто отполированной, и чувствительной настолько, что прикосновение одежды царапало ее, как терка. Она выжала волосы, но скручивать их в хвост не стала. Они, все еще влажные, скользили по ее плечам и норовили упасть на лоб.

До этого девушка никогда не видела Би в обычной одежде. Джинсы Мириам оказались для нее слишком коротки. Поэтому она надела полотняные штаны, оказавшиеся среди вещей ее младшей подруги, и майку, короткую, с узкими шлейками, открывающую плечи, на которых розовели следы от костюма. Картину дополняли черные волосы, достающие до лопаток. Очень густые, влажные, они колыхались в такт шагам и блестели под солнечными лучами, падающими сквозь отверстие с вентилятором, проделанное в дальней стене.

К их приходу в зале включился свет, и девушка, видимо из числа прислуги, накрывала на столы. Большой человек уже ел. Перед ним стояло несколько тарелок, и ложка в его огромной руке казалась не крупнее зубочистки.

Дети, спустившиеся под предводительством Тани чуть раньше, сидели за столом, расположенным неподалеку от входа, и, видимо, молились. Их руки были одинаково соединены перед грудью, а губы шевелились.

Би прошла вперед, к стойке. Мириам глядела на ее блестящие волосы, уверенные движения и думала: а на кого, собственно, похожа эта женщина в такой одежде? Кроме куртки и брюк, все в ней было странным. Слишком светлая кожа, глаза необычной формы, чересчур уж прямая спина, а руки маленькие и изнеженные, несмотря на твердые мышцы, играющие под кожей. Она никогда не сошла бы за фермершу, жену купца или за любую другую женщину, которую можно было встретить в пустыне. Би слишком сильно выделялась внешне, и Мириам до сих пор было страшно себе представить, насколько же она может отличаться внутренне от нее, Тани и прочих людей, которых знала девушка. Какого рода мысли могли ее мучить? Отчего она страдала и чем можно было ей помочь, если бы она согласилась принять эту поддержку?

В этот раз Би снова надела плащ поверх костюма. Мириам было страшно даже представить себе, каково ходить во всем этом в такую жару, но, видимо, костюм действительно позволял не обращать на нее внимания.

Таню оставили за старшую, велев при малейших признаках опасности подниматься на второй этаж и закрываться в комнате. Впрочем, Марта уверила, что в этом необходимости не будет.

Когда они уходили, большой человек уже закончил ужин, и перед ним опять стояла бутылка с яблочным виски. По словам Марты, иногда он выпивал до двух таких за день, а потом еще и уходил куда-то ночью. Би, услышав об этом, только покачала головой. К их новому соседу она относилась на удивление спокойно, видимо, не считала его опасным, и Мириам склонялась к тому, чтобы доверять ей в этом.

Она все чаще ловила себя на том, что прислушивалась к любым звукам так, словно все еще была в пустыне. Город звучал совершенно иначе, даже за стенами гостиницы чувствовалось постоянное движение. Далекие крики, разговоры, звучащие между металлическими листами, стук капель в стоках, музыка, играющая вообще неизвестно где, высоко, над самой крышей, – каждый незнакомый звук заставлял ее вздрагивать и часто оглядываться. Так песчаная мышь высовывается из своей норки у дороги.

Они вышли из приветливой тени «Индюка», и Мириам поняла, что за время их отдыха город изменился. На смену недавней тишине пришло движение. Жара спала, и на улицах снова появились жители, беженцы, торговцы – все те, кого дневной зной загнал было в свои убежища. Даже на маленькой площади перед «Индюком» развернулась пара лотков, владельцы которых предлагали прохожим сладости и острые наперченные колбаски. Соседние кварталы из пустынных стали неожиданно оживленными.

Сумерки спустились на город незаметно. Жаркое солнце только что просвечивало между домами, отражалось в окнах, вдруг его сменили фонари, светящиеся желтым и белым, и вывески на стенах заиграли всеми цветами радуги.

Возможно, Мириам просто не заметила, как быстро летит время. С утра произошло столько всего, что наступление вечера стало для нее очередной неожиданностью, превращением города в нечто новое и незнакомое.

Навстречу сумеркам открывались окна, роняя на улицу полосы электрического света, зажигались таблички у входов в магазины, цепочки огней отмечали арки над улицами и башни, поднимающиеся над городом. Даже ветряные генераторы мерцали редкими огоньками, сливающимися от движения в тонкие разноцветные полоски, танцующие по кругу высоко в воздухе.

Чем ближе к вершине вели их улицы Хокса, тем знакомее казались они Мириам. Прошлогодняя ярмарка несколько раз занесла ее сюда, но так и не позволила взглянуть на город как следует. В памяти девушки осталась только танцующая и веселящаяся толпа, но не дома, окружающие ее. Когда самая широкая улица наконец-то вывела их на площадь с круглой сценой посередине, Мириам не смогла удержаться от радостного возгласа. Это место трудно было не узнать. Совсем недавно Мириам смотрела сюда через прицел винтовки Кейна, недоумевая, чем же занимаются все эти люди. Теперь они с Би шли по этой самой белой мостовой, утрамбованной до каменной твердости, среди других горожан.

Мириам обернулась, читая вывески на зданиях, выходящих на площадь. В городе это уже входило у нее в привычку. Большинство названий, как обычно, показались ей глупыми и бессмысленными. Кроме уже виденной раньше «Сладкой белки» на площади располагались «Белая кошка», «Кудесница», «Танцующая ящерица» и «Гелиотроп». Это непонятное название девушка прочитала два раза подряд и едва удержалась от того, чтобы не спросить Би о его значении.

Веронике снился сон.

Она знала, что это так, потому что была здесь не собой, а кем-то другим. Чужие чувства и голос! Вероника уже не раз видела этот сон и не сомневалась в том, что вернется к нему через несколько ночей.

Пустыня неслась ей навстречу, видимая не человеческими глазами – слишком широкий обзор, очень уж приглушенный солнечный свет, чересчур много деталей, неразличимых простым глазом. За нее смотрел кар. Мощный мотор равномерно гудел где-то позади. Ощущения машины сливались с ее собственными, дополняя друг друга.

Ее губы шевелились, произнося что-то, но она не слышала слов. Веронику наполняла странная, лихорадочная радость, причины которой тоже оставались непонятными. Древний хайвей, по которому она ехала, был едва заметен под песком, но ощущения машины позволяли ей видеть все трещины в бетоне и каждый песчаный холм. Она чувствовала самонаводящиеся ракеты в недрах кара, готовность крупнокалиберных пулеметов и жаркую тяжесть заряженных конденсаторов боевого лазера. Еще Вероника ощущала близость цели, видела ее в не осевшей еще пыли над хайвеем, в отпечатках на песке, в остаточном радиоизлучении впереди. Чужая радость наполняла Веронику, вместе с ней пришло чувство обреченности, необратимости происходящего.

Ее губы шевелились, но не раздавалось ни единого звука.

Мириам разбудило солнце.

Солнечный луч коснулся ее плеча, заставил сначала перевернуться на другой бок, а потом натянуть одеяло на голову. Мысли текли лениво и вяло. Никто не пришел ее будить, колокольчик во дворе не звенел, значит, жильцы не торопились набирать воду с утра, не нуждались в услугах Мириам. Можно было еще понежиться в кровати. Она перевернулась на другой бок и почувствовала, что там не хватает чего-то… или кого-то. Это поставило ее в тупик. За все время, пока Мириам содержала постоялый двор, постель с ней не делил ни один мужчина.

Потом она вспомнила, где находится, отбросила одеяло в сторону и вскочила. Кроме нее, в комнате никого не было, с улицы доносились человеческие голоса, гомон и выкрики торговцев. На кровати Би, аккуратно застеленной, блестел в луче света игольник, теперь принадлежащий ей, Мириам.

Свои вещи она обнаружила в полном беспорядке на тумбочке. Видимо, так они были оставлены вчера. Вытащив из-под кровати один из узлов с вещами, она достала свежее полотенце, мыло и джинсы. Костюма Би нигде в комнате видно не было, и это успокоило Мириам. Где бы она ни находилась, дети наверняка оставались рядом с ней, под защитой ее брони.

С этой мыслью она завернулась в полотенце и направилась в ванну.

Они вышли в солнечное утро вдвоем.

Мириам уже привыкла к тому, что в город жара приходит гораздо быстрее, чем на открытые пространства. Солнце едва прошло четверть своего пути, а над маленькой площадью перед «Индюком» уже висело плотное облако пыли, делающее воздух, и без того насыщенный запахами человеческого жилья, еще тяжелее.

Первой по лестнице, ведущей из подвальчика, поднялась Би и остановилась на самой верхней ступеньке. Мириам последовала за ней не сразу, запутавшись в плаще, одолженном у Марты. Новый, белый, из тонкого полотна, он напоминал те, в которых красовались жительницы верхнего города, отлично скрывал кобуру и ремни на плечах.

Отбросив в сторону непривычно длинную полу, она взбежала вверх по ступенькам и резко остановилась, чтобы не толкнуть Би. Та осматривала площадь, держа руку на поясе. Мириам видела прямо перед собой рукоять ее второго игольника, квадратного, с длинным магазином, закрепленного за спиной.

Площадь, очень оживленная вчера днем, сегодня словно вымерла. Торговцы жались к стенам, и там же предпочитали передвигаться немногочисленные прохожие, стремившиеся как можно быстрее пересечь открытое пространство и уйти под прикрытие соседних улиц.

Следуя за Би по улицам Хокса, Мириам в который уже раз ловила себя на мысли о том, что город устроен неправильно. Любая ферма или жилой двор, которые встречались ей до этого, выглядели логично. Там были загоны для скота, дома для хозяев и работников, рядом с ними устраивались отхожие места, ставились сараи для хранения запасов и инструментов. Все это было просто и понятно, но город – его устройства она не понимала.

Дома, мимо которых они шли, отличались друг от друга размерами и материалами. Их, по-видимому, строили разные люди, не удосужившиеся при этом пообщаться друг с другом. Фасады из разноцветного кирпича или песчаника могли захватывать часть улицы, нависать над ней, упираться в другие дома металлическими распорками, вообще состоять из неровных бетонных обломков, подобранных, судя по виду, из древних развалин. Те часто попадалисьу подножия холма, и их серые ноздреватые стены, пронизанные ржавыми жилами арматуры, производили на Мириам гнетущее впечатление.

Ближе к воротам людей на улицах становилось все больше. Девушка вспомнила недавние блуждания, однако теперь все складывалось значительно проще. Стоило поднять голову, как в глаза бросались знакомые ориентиры – высокая решетчатая башня, видимая из любой части города, и блестящая верхушка церкви с покосившимся крестом на металлическом шпиле. Потерять их из виду было невозможно. Проблема состояла в другом: Мириам никак не могла сообразить, как к ним пройти.

Степень близости к Верхнему городу можно было определить по ширине улицы. Мириам уже успела выделить эту закономерность. Чем ближе к вершине, тем выше становились дома. Все больше мостиков перепрыгивали с крыши на крышу, и дальше выступали из фасадов балконы, закрывающие солнечный свет. Однако понять, какая из улиц может вывести к церкви, было просто невозможно. Мириам оставалось только идти за Би, у которой, похоже, был какой-то другой способ искать дорогу, неизвестный ее спутнице.

Улицы, расположенные между холмами, в низине, напоминали муравейник. В глубокой тени, отбрасываемой верхней частью города, многочисленными мостиками и надстройками на беспорядочно стоящих домах, двигалось множество людей. Тоже горожане, но одетые бедно. Мириам уже привыкла к ярким вывескам и высоким домам. Ей казалось странным наблюдать заколоченные досками узкие проемы окон, деревянные двери, припертые металлическими костылями, а главное – хмурых и грязных жителей. Никто здесь не оборачивался вслед Би, наоборот, встречные сразу опускали глаза или смотрели по сторонам.

Стоя в нескольких шагах позади Би, рядом с молчаливыми охранниками барона, Мириам пыталась вспомнить мужчин, которые хотя бы отдаленно походили на него, и не могла. Ни у кого из них не было таких черных волос, собранных на затылке в длинный хвост, столь правильной осанки, носа с идеально расположенной горбинкой и пронзительного взгляда. Он посмотрел на Мириам только раз, не более секунды, но ощущение было таким, словно ее, замершую посреди площади, вдруг осветил прожектор. Сейчас он говорил с Би, и Мириам приходилось прилагать некоторые усилия, чтобы смотреть по сторонам или под ноги, а не ловить его взгляд в очередной раз.

Еще у него оказался очень приятный голос.

– Что привело тебя к нам, Ребекка Ли?

– Случай. Мертвых праймов не пускают в Атланту.

– Живых тоже. – Барон почти таким же движением, как Би, положил руку на пояс. – С недавних пор туда не пускают никого.

Кейн выбрал столик в стороне от остальных и уселся спиной к стене, обозревая площадь. Полдень едва миновал, и заведения, выходящие на нее своими фасадами, только начинали просыпаться. «Белая кошка», запомнившаяся ему по прошлой ночи, оказалась прямо напротив. Круглая сцена, возвышавшаяся посреди площади, наполовину скрывала ее вывеску.

Он улыбнулся официантке, поставившей перед ним стакан и графин с яблочным соком, но та только зевнула в ответ и покосилась на винтовку, лежащую на стуле рядом с ним.

– Она сейчас подойдет, – сказала женщина, глядя, как он наливает себе сок.

Многочисленные сережки в ее ушах разбрасывали блики при каждом слове.

– Ты точно уверен, что нужна именно она? А то пошлет тебя, и ни одна другая девчонка не согласится.

С волос Мириам капала вода.

Перед тем как умыться у платной колонки, охраняемой невысоким горожанином в смешной белой шляпе, она честно попыталась найти в карманах резинку для волос и не смогла. Девушка даже не помнила, брала ли ее с собой из дому, и была явно не в том состоянии, чтобы задумываться над этим. Вода, видимо отстаивавшаяся в одном из резервуаров на крышах, оказалась теплой, но все-таки освежала.

– Побыстрее! – прикрикнул было коренастый торговец, но затем покосился на ее кобуру и замолк.

За Мириам уже образовалась очередь из пары женщин с бутылями и ведрами, и она сочла за лучшее отойти в сторону.

– Так лучше? – спросила Би, глядя, как она отжимает волосы, собирая их на затылке.

– Случилось что? – спросил Арго, когда шумная площадь осталась позади, уступив место тихой извилистой улочке, прикрытой от солнца виноградными зарослями на широких металлических террасах и мостиках, переброшенных с крыши на крышу.

Мириам только покачала головой. Во-первых, ей действительно не очень хотелось говорить о событиях этого утра, а во-вторых, мятный леденец в виде зеленого цветка у нее во рту не очень к этому располагал.

– Да ладно, – сказал Арго. – Я же не слепой. У тебя глаза на мокром месте, вон даже малая заметила. Так?

Таня, оживленно вертящая головой во все стороны, внимательно посмотрела на Мириам. Ее леденец тоже не позволял ей принять участие в разговоре.

– А прайм бы тебя так просто в обиду не дала. – Арго вполглаза следил за Роком, прячущимся от Тони среди деревянных подпорок, удерживающих бетонную стену дома, стоявшего дальше по улице.

Мириам огляделась.

Кроме наемников под шатром сидели еще шестеро горожан. Они, видимо, только теперь осознали, что творится нечто из ряда вон выходящее, и сейчас медленно покидали свои столики. Не пошевелился только закутанный оборванец, на которого Мириам уже обращала внимание. Закончив со своей кашей, он пристально наблюдал за происходящим.

– Не кипятись, Рэд, – сказал Флай, отсмеявшись. – Ты же слышал, еще придет время личные счеты сводить. Уберите стволы.

– Не слышал, – ответил тот, кого он назвал Рэдом, по всей видимости возглавлявший группу Шипов. – Что он тут делает? А главное, что ей здесь нужно?

Мириам несколько раз моргнула, но палец Рэда недвусмысленно указывал на нее.

Дети учились рисовать, вернее, делали все что заблагорассудится с цветными мелками и мятой бумагой, выданными им Мириам. Взрывы, намалеванные Роком, уже израсходовали на себя большую часть красного и черного мелков, покрыв заодно изрядную часть стола тонким слоем цветной пыли. Таня смотрела на него неодобрительно. Само по себе это занятие, похоже, не очень ее заинтересовало, и она медленно выводила что-то на одном листе бумаги, пользуясь для этого синим мелком, зажатым в кулачке Тони. Иногда мальчишка пытался вносить в картину свои коррективы, тогда дома и фигурки людей начинало словно сносить ветром. Они вытягивались в стороны и вверх.

Мириам, севшая обедать позже всех, отодвинула тарелку с остатками каши. Пыль от мелков, разбрасываемая Роком, попала и туда, добавив каше вкус мела и краски. Рисуя очередной взрыв, Рок издал особенно громкий рык, долженствующий озвучить картину. Мириам воспользовалась паузой в лихорадочном движении пальцев, окрашенных в красный и черный, и отобрала у него мел.

Рок озадаченно заморгал.

– Пойди попроси у тети Марты молока, – сказала ему Мириам и придвинула к себе пачку чистых листов, ставшую за последние двадцать минут значительно тоньше.

– Но я не хочу молока, – возразил Рок.