— Сама понимаешь, Никола, — решительно начала тетя Дорис, — после свадьбы Джойс ты мне больше не понадобишься. — Женщина нервно теребила золотой браслет на пухлой руке. — Пойми, — продолжила она скороговоркой, в то время как я молча и тревожно смотрела на нее, — просто мне нет смысла оставаться здесь после того, как Джойс вышла замуж и переехала в свой собственный дом. Я, конечно, не собираюсь жить с ней и Джеффри, у меня достаточно здравого смысла, чтобы не делать этого. Но я надеюсь перебраться в один небольшой пансион на восточном побережье. Это не очень дорого, и в то же время там мне будет вполне уютно и я смогу удовлетворять свои маленькие прихоти.

Она усмехнулась, но мне-то было известно, что к своим так называемым маленьким прихотям тетя Дорис относится гораздо серьезнее.

— И что же мне делать? — в отчаянии спросила я. Мне казалось, ты захочешь остаться здесь, в Холлис, ты ведь всегда говорила, что эти стены хранят память дяди Виктора, — продолжала я, хотя и прекрасно понимала, что слова мои звучат неубедительно.

Она подняла на меня свои водянистые глаза и произнесла с оттенком холодной обиды:

— Никола, неужели ты полагаешь, что я проведу свои преклонные годы в трауре по твоему дяде? Он бы первый не захотел такой участи для меня. — Она бросила быстрый взгляд на свое отражение в зеркале над камином. — Конечно, такой молоденькой девушке, как ты, я, может, и кажусь древней старухой, но, поверь мне, я не такая уж ветхая.

В последующие две недели благодаря стараниям тетушки Дорис мне некогда было раздумывать о Роване Делани. Подготавливаясь к свадьбе и последующему отъезду из Холлис, тетя решила вымыть и вычистить все шкафы, каморки и вообще все помещения дома. Только теперь я заметила, насколько прижимиста моя тетушка. Она ничего не выбрасывала, только лишь рассовывала старые вещички по укромным уголкам в надежде, что они когда-либо ей пригодятся. Для нее было пыткой расстаться даже с мелочами, она копила их годами. Иногда она спрашивала меня, что ей делать с какой-нибудь газетной вырезкой или старым журналом, и, когда я советовала просто отправить их в мусорную корзину, она неподдельно оскорблялась.

— Никола! — негодовала она, любовно отправляя в очередную шкатулку парочку старых перчаток. — Мне кажется, у тебя просто нет сердца, нет чувства ностальгии! Вот почему ты не можешь меня понять! Эти перчатки, хоть они теперь и потертые, были на мне в тот день, когда я впервые встретила твоего дядю Виктора. И тогда он отметил, что у меня прелестные крошечные ручки. — Она с умилением взглянула на вещицы.

— Но ведь ты сама сказала, что хочешь начать новую жизнь и все прошлое оставить в прошлом, разве не так? — устало напомнила я ей.

Она фыркнула:

— Может быть, и так. Но это легче сказать, чем сделать. — Затем ее лицо притворно сморщилось и она поднесла к глазам отделанный кружевом носовой платочек.