В пантеоне диктаторов XX века репутация Сталина, брутальная и преступная, соперничает только с репутацией Адольфа Гитлера. После смерти, в марте 1953 года, Сталин был всенародно оплакан. В Москве улицы были забиты рыдающими толпами, по всему Советскому Союзу люди оплакивали его. На государственных похоронах Сталина партийные лидеры хвалебными речами в почтительных тонах поминали святого, а не массового убийцу. «Бессмертное имя Сталина всегда будет жить в наших сердцах, в сердцах всех советских людей и всего прогрессивного человечества», – провозглашал Вячеслав Молотов, советский министр иностранных дел: «Слава его великих свершений в счастье и делах наших людей, и трудящихся всего мира, будет жить вечно». Это не стало сюрпризом. В течении 20 последних лет его жизни культ личности Сталина достиг высших степеней в Советской России. Согласно культовой мифологии Сталин был не величайшим лидером советского государства, политическим гением, который привёл страну к победе в войне и ведущему статусу в мире, но отцом народа. Он был «Лениным сегодня», и следовательно тело Сталина должно было лечь рядом с телом основателя советского государства в мавзолее на Красной площади.

Однако по репутации Сталина в Советском Союзе вскоре был нанесён удар. Всего тремя годами позже, в феврале 1956 года, Никита Хрущёв, новый советский лидер, развенчал культ личности, как не соответствующий коммунистическим идеалам, и изобразил Сталина деспотом, уничтожавшим своих соратников, и приводившим страну от одного бедствия в ходе войны, к другому. Речь Хрущёва была произнесена на секретной сессии XX съезда советской коммунистической партии, но в течении нескольких месяцев резолюция ЦК партии «О разоблачении культа личности и преодолении его последствий» дала много тем для публичного обсуждения. На XXII съезде КПСС в 1961 году Хрущёв вернулся к критике Сталина, и к нему присоединились другие выступающие, так как это было время «открытости».

Съезд постановил: убрать тело Сталина из мавзолея Ленина. Один из делегатов во время обсуждения резолюции вспомнил «завет» Ильича: «Неприятно для меня быть рядом со Сталиным, который принёс так много вреда для партии». Тело Сталина было убрано из мавзолея и похоронено у кремлёвской стены.

После отстранения Хрущёва от власти в 1964 году новый ЦК перешёл к реабилитации Сталина. Проблема хрущёвской критики состояла в том, что она поднимала опасные вопросы о неудачах партии, контролируемой диктатором Сталиным, и о виновности в преступной деятельности других членов советской военной, и политической элиты. Сталина постоянно критиковали в пост-хрущёвское время, но негативные оценки компенсировались положительными достижениями и его ролью в социалистической индустриализации СССР.

После 80-х годов в Советском Союзе началась новая фаза осуждения и критики Сталина. Но это совпало с более решительным отрицанием советской коммунистической системы. Подлинным спонсором этой антисталинской кампании был Михаил Горбачёв, коммунистический лидер-реформатор, который поощрял критические дискусии о советском прошлом, используя их, как оружие, в своей борьбе с противниками политических реформ. Горбачёв провалил модернизацию советского коммунизма, но его реформы дестабилизировали политическую систему, ускорив её коллапс в 1991 году. В конце года многонациональное советское государство развалилось. Горбачёв ушёл в отставку с поста президента больше не существующего Советского Союза, и Борис Ельцин стал лидером постсоветской России. В эру Ельцина дискуссия по сталинскому вопросу не возобновлялась, поскольку партийные и государственные архивы были открыты, и механизм, и правила диктатуры стали понятны.

Когда Гитлер напал на Польшу в сентябре 1939 года, он знал совершенно точно, что в то время, как странная война с Британией и Францией будет идти на западе, восточный фланг будет обеспечен советским нейтралитетом, согласно договору о ненападении, заключённому со Сталиным 23 августа 1939 года. Сталин заключил этот пакт для обеспечения советской сферы влияния в Восточной Европе, что было записано в секретном протоколе. Сталинское решение заключить эту сделку с Гитлером в самый канун новой европейской войны было драматической импровизацией в последнюю минуту. Только за несколько дней до этого радикального поворота в советской политике Сталин вёл переговоры о создании военного альянса с Британией и Францией, но был напуган Лондоном и Парижем, которые маневрировали с целью спровоцировать советско-немецкую войну, что позволило бы им отсидеться в стороне, в то время, как наци и коммунисты воевали бы на восточном фронте. Сталинский пакт с Гитлером побил западных противников их же оружием, дав возможность Сталину свободно маневрировать в начавшейся войне.

После ухода от войны Сталин двинулся оккупировать восточную Польшу, отнесённую, согласно пакту, к советской сфере влияния. Балтийские государства, Эстония, Латвия и Литва, были следующими в сталинском списке, как и Финляндия. В то время, как балтийские страны согласились на советские предложения разместить военные базы на их территории и подписали пакты о взаимном сотрудничестве с СССР, финны отказались. Тогда в конце ноября 1939 года Красная Армия напала на Финляндию. В противоположность сталинским ожиданиям быстрой и лёгкой победы, война с Финляндией оказалась слишком дорогой, как дипломатически, так и в военном смысле. Величайшая опасность для Сталина появилась тогда, когда Британия и Франция начали подготовку к отправке экспедиционных сил в Финляндию, с целью использовать «зимнюю войну», как повод оккупировать месторождения железной руды в северной Швеции. По этой причине немцы захватили железные рудники для защиты жизненных интересов своей военной промышленности, а Советский Союз едва не был втянут в большую европейскую войну. Финны также ужасно боялись эскалации войны и старались добиться мира. По условиям мирного договора, подписанного в Москве в марте 1940 года, Финляндия уступила Советам территорию, которую они требовали, но сохранила независимость, как государство.

Государством, сохранившим дипломатические отношения с Советским Союзом в результате этой войны, осталась только Германия. В действительности это составляло лишь один аспект обширного советско-немецкого политического, экономического и военного сотрудничества в 1939-40 годах. Летом 1940 года, однако, советско-немецкий альянс начал разрушаться под воздействием взаимных подозрений в нехороших намерениях, и война стала наиболее желательным сценарием в советско-немецких отношениях. Но Сталин продолжал думать, что война не начнётся раньше 1942 года. Это был ошибочный расчёт, но он им руководствовался, сдерживая советскую военную мобилизацию до последней минуты. Только когда армии Гитлера затопили всё пространство вдоль советских границ, Сталин наконец понял, что война неизбежна.

Полемика о сталинском пакте с Гитлером, это фундаментальный спор о цене и выгодах этого альянса. С одной стороны находятся те, кто заявляет, что Сталина оттолкнули от антигитлеровского альянса с Британией и Францией в августе 1939 года и, тем самым, способствовали нацистскому поглощению бОльшей части континентальной Европы. Цена этих ошибочных расчётов – уничтожающий удар 22 июня 1941 года, и первоначальный успех немецкого вторжения в Советский Союз. С другой стороны находятся те, кто утверждает, что СССР не был готов к войне с Германией в 1939 году, и что Сталин, как и Гитлер, извлёк из пакта много стратегических выгод, решающей из которых был выигрыш времени для подготовки к обороне.

В 1990 году дебаты о пакте Сталина-Гитлера получили новый поворот, когда многие русские историки начали доказывать, что корень катастрофы июня 1941 года – не сталинские усилия по поддержании мира с Гитлером, но подготовка упреждающего удара по Германии. Согласно этому взгляду, главной причиной первоначального поражения Советов было то, что Красная Армия была развёрнута для атаки, а не для обороны. Советские военные были перехвачены в процессе подготовки к их собственной атаке на Германию. Новизна этой интерпретации в использовании новых доказательств из русских архивов, включая советские военные планы на 1940-41 годы, которые показывают, что Красная Армия действительно намеревалась вести наступательную войну против Германии. Но предлагать аналитикам вопрос, ПОЧЕМУ Сталин мог хотеть начать атаку на Германию, дело долгое и безнадёжное. В 20-х и 30-х годах антикоммунистические комментаторы пережёвывали так называемые «военно-революционные» вторжения: идею, что Сталин замышляет новую мировую войну, подобную первой мировой войне, открывающую путь революционным переворотам во всей Европе. Развивая эту тему нацистские пропагандисты утверждали, что вторжение в Россию было упреждающим ударом против неминуемого советского нападения и описывали эту войну, как крестовый поход, защищающий цивилизованную христианскую Европу от азиатских большевистских орд.

Параллельно дискуссии о нацистско-советском пакте обсуждалось сталинское военное и политическое лидерство в Великой Отечественной войне. В ходе войны Сталин был главнокомандующим Советскими Вооружёнными Силами, председателем Совета обороны и Народным комиссаром обороны, а также главой правительства, и лидером коммунистической партии. Он подписывал все важнейшие директивы и приказы вооружённым силам. В своих речах и заявлениях он определял советскую военную стратегию, и политические цели, а также поддерживал дух народа. Сталин представлял страну на совещаниях с союзниками, Англией и США, и регулярно переписывался с британским премьер-министром Уинстоном Черчиллем и американским президентом Франклином Делано Рузвельтом. До 1930 года Сталин принимал всех немногих приезжающих иностранных сановников, дипломатов, политических и военных деятелей. Советская пропаганда времён войны изображала Сталина основным надёжнейшим символом единства страны в борьбе с Германией. Восхваления сталинского военного гения переполняли страницы советской военной прессы на последнем этапе войны. И когда в конце неё Сталину было присвоено звание генералиссимуса, супергенерала, это казалось только справедливым.

Для внешних наблюдателей Сталин казался ключевой фигурой, личностью, на которой держится всё в военном деле. Это восприятие того времени суммировано Дойчером в 1948 году в биографии Сталина:

«Многие иностранные визитёры, посещавшие Кремль во время войны, изумлялись, как много вопросов, великих и малых, военных, политических, и дипломатических решал Сталин. Он был главнокомандующим, министром обороны, министром иностранных дел и даже начальником штаба… Так он действовал день за днём все четыре года войны – чудо терпения, настойчивости и бдительности, почти вездесущий, и всеведущий».

Шестьюдесятью годами позже оценка Дойчера была «отвергнута» новой информацией из России. По ней можно составить детальную картину сталинской политики, принимавшихся решений и деятельности в ходе войны. В сталинском журнале мы можем видеть, кто посещал его в кремлёвском кабинете и как долго он там оставался. Мы имеем доступ к тысячам военных, политических и дипломатических документов, и писем, потоком приходивших в кабинет Сталина. У нас есть комплект записей сталинских политических и дипломатических бесед в ходе войны, включая беседы с иностранными коммунистическими лидерами, с которыми он был особенно откровенен. Известны расшифровки многих сталинских телефонных и телеграфных переговоров со своими военачальниками на фронте. Мы имеем мемуары и дневники его ближайших товарищей. Эти новые факты далеки от того, чтобы «закрыть» тему. Остаются неизвестны большинство мыслей и расчётов Сталина. Но сейчас мы знаем, как и в каком контексте Сталин вырабатывал, и принимал военные, и политические решения.

Аверелл Гарриман, американский посол в Москве с 1943 по 1945 год, вероятно имел больше контактов со Сталиным, чем другие иностранцы, во время войны. В интервью от 1981-го года он дал следующую оценку сталинского руководства войной:

Сталинская чистка советских вооружённых сил началась драматическим образом. В мае 1937 года заместитель наркома обороны маршал М.Н. Тухачевский был арестован и обвинён в измене, и в организации заговора в пользу нацистской Германии с целью свержения советского правительства. Произведённый в маршалы Сталиным в 1935 году, Тухачевский был наиболее продвинутым стратегом-теоретиком Красной Армии и активным сторонником, и организатором её моторизации, и переоснащения. Арестованные в то же время, что и Тухачевский, семь других генералов высокого ранга, были обвинены в измене, признаны виновными, и расстреляны. Обвинения и приговор были опубликованы в советской прессе, и в следующие 10 дней были арестованы ещё 980 офицеров, обвинённых в измене. Во время репрессий пострадало более 34 000 офицеров, уволенных из армии. В то время, как 11 500 из этих офицеров в конце концов были реабилитированы, многие были расстреляны, или умерли в тюрьме. Среди погибших были три маршала, 16 генералов, 15 адмиралов, 246 полковников, 107 майоров и 71 лейтенант. Наиболее пострадавшей категорией офицеров были политические комиссары, тысячи их погибли в тюрьмах.

После смерти Сталина с репрессированных были сняты обвинения и их реабилитировали. В последствии развернулись дебаты об ударе репрессий по боеспособности Красной Армии, особенно в первой стадии войны с Германией. Среди репрессированных были самые опытные и талантливые члены соаетского офицерского корпуса. Репрессии помешали военным преобразованиям, развитию инициативы и самодеятельности. По словам некоторых, в результате полного подчинения командного состава Красной Армии и её верховного командования Сталину была уплачена высокая цена: пролита кровь миллионов советских граждан, которые погибли потому, что советский диктатор наделал массу военных ошибок и просчётов.

Если целью Сталина было запугать своё высшее командование, то он достиг успеха. Даже перед лицом полного поражения в 1941 году авторитет Сталина не упал среди его генералов. Лишь некоторые не согласились с осуждением некомпетентных командиров после военной катастрофы и последовавшим их расстрелом. Но было бы неверно говорить, что Сталин доминировал в Верховном командовании, составлявшем «когорту, которая маршировала в сапогах, запачканных кровью своих репрессированных предшественников». Набравшись опыта в сражениях и обучившись на своих ошибках, сталинское командование военного времени действовало выдающимся образом, преданно относилось к советскому диктатору, демонстрируя инициативу, способности и самостоятельность мышления. Во всяком случае их репрессированные коллеги достойно проявили себя, попадая в окружение. Несомненно, что репрессированные офицеры были невиновны, и что репрессии значительно снизили компетентность командных кадров именно в тот момент, когда Советские Вооружённые силы значительно увеличились численно, готовясь к войне. Расходы на оборону увеличились с 10% от национального бюджета в 1932-33 годах, до 25% в 1939 году, и армия выросла с примерно 1 миллиона до более, чем 4 миллионов человек. В 1941 году Красная Армия была наибольшей и наиболее оснащённой армией в мире. И этот процесс переоснащения, переобучения и реорганизации армии продолжался вплоть до начала войны с Германией.

Сталинские реепрессии в армии не были изолированным явлением. После убийства Сергея Кирова, главы ленинградского обкома партии в декабре 1934 года, тысячи членов партии были арестованы по обвинению а организации заговора с целью убийства советских лидеров. в середине тридцатых годов прошла серия открытых процессов над лидерами большевистской партии, которых обвинили в шпионаже, саботаже и заговоре против Сталина. Затем наступила «ежовщина», названная по «имени» сталинского начальника органов безопасности Николая Ежова. Неистовая охота за врагами привела к массовым арестам и расстрелам партийных, и государственных чиновников. Эти события известны под названием «Большой террор»: значительный период политических репрессий и насилия, во время которого миллионы были арестованы и сотни тысяч расстреляны, главным образом в 37-38 годах.

О расширении «Большого террора» стало известно только много позднее, но охота на «врагов народа» не была секретом. Террор был публичным спектаклем, массовым действием, в котором любой мог участвовать доносом и информацией о любой политической ереси, экономическом саботаже, или причастности к махинациям иностранных правительств. Широко распространённая вера в виновность жертв репрессий подогревала энтузиазм участников процесса. Расширяла и интенсифицировала международные заговоры, и напряжённость, особенно после прихода Гитлера к власти в январе 1933 года. Советскому обществу действительно казалось, что оно находится в осаде своих внутренних и внешних врагов.

Сталинская война против населения окраин не изображается, как личная или политическая паранойя. Предполагается, что националистические выходки, это пережитки военного времени советского государства. Но репрессии проводились не только с целью пресечения сепаратизма, или тенденций неподчинения среди этнически смешанного советского населения. Другой его тактикой было изменение позиций советского государства, как патриотического защитника России против иностранной эксплуатации и оккупации. Это не повлекло за собой отказа от коммунистической идеологии, или революционного интернационализма, или социалистических целей советского государства. Скорее это означало принятие Сталиным и советской системой патриотической, и коммунистической идентичности. Одни называют это «национал-большевизмом», другие – «революционным патриотизмом». Сам Сталин применял термин «советский патриотизм», который объединил двойную лояльность граждан – советской социалистической системе и советскому государству, что сохраняло и защищало различные национальные традиции и культуры СССР. Многонациональный Советский Союз был «пролетарским по составу, национальным по форме», – декларировал Сталин. Это было государство одного класса, которое взращивало национальные культуры и традиции так же, как и пролетариат. Организатором и интегратором этой двойной лояльности и идентичности была коммунистическая партия, возглавляемая Сталиным.

Сталин идеально подходил для олицетворения составной идентичности и лояльности, ожидаемой от советских граждан. Он был грузином, выставлявшим напоказ свои национальные традиции, но также принявшим русскую культуру, язык и идентичнось. Присходивший из семьи сапожника, относившейся к низшему классу, бывший таким же, как и миллионы, воспрянувшие после большевистской революции, он стал результатом социальной мобильности при социалистической реконструкции России. Сталин был человеком из пограничья, который установил сильное централизованное советское государство, которое стало защищать все народы СССР. Короче, Сталин был грузином, рабочим, коммунистом и советским патриотом.

Ранее отмеченная патриотическая перемена позиции коммунистической партии и его самого приведена в неоднократно цитируемой речи Сталина от февраля 1931 года о срочной необходимости индустриализации, и модернизации, речи, которая показывает его ловкую манипуляцию, и жонглирование классово-политической, и патриотической темой:

«История царской России состояла, кроме почих вещей, из непрерывных поражений, вследствие её отсталости. Она была бита монгольскими ханами. Она была бита турецкими беями. Она была бита шведскими феодальными правителями. Она была бита польско-литовскими князьями. Она была бита англо-французскими капиталистами. Она была бита японскими баронами. Всё из-за её отсталости. Военной отсталости, культурной отсталости, государственной отсталости, индустриальной отсталости, сельскохозяйственной отсталости. Они били её потому, что это было выгодно и безнаказанно. Вы помните слова предреволюционного поэта: «Ты и могучая, ты и бессильная… матушка Русь…». Таков закон эксплуататоров: бить отсталых. Ты слаб – значит ты не прав и поэтому ты будешь бит, и порабощён… Мы отстали на 50-100 лет. Мы должны преодолеть это отставание за 10 лет. Либо мы сделаем это, либо будем раздавлены. Это наша обязанность, это велят нам сделать рабочие и крестьяне СССР».

Вместе с Лениным, Сталин был архитектором советской национальной политики. До 1917 года Сталин написал главный большевистский аналитический труд по так называемому национальному вопросу и после революции занимал пост народного комиссара по национальностям. Как революционеры-интернационалисты, Ленин и Сталин верили в рабочий союз без границ и национального сепаратизма. Однако они оба признавали возможность продолжать призывы к национальным чувствам и возможность использования национальных культур, и традиций в политической борьбе против царизма, и в создании социалистического государства. Большевистская идеология была приспособлена для использования в проекте воспитания культурного и лингвистического национализма среди национальных, и этнических групп СССР, в то время, как шла борьба за политическое единство всех советских народов на классовой основе. Первая конституция СССР, принятая в 1922 году, была конституцией высокоцентрализованного государства, но также, теоретически, федеративного и основанного на добровольном союзе национальных республик.

Нацистско-советский пакт от августа 1939 года не был первым сталинским «мародёрством» на поле «иностранных дел», но этот был наиболее важным и драматичным с тех пор, как Сталин пришёл к власти в 1920 году. В самый канун второй мировой войны вражда, которая испортила отношения между советской Россией и нацистской Германией с тех пор, как Гитлер пришёл к власти в 1933 году, объявлена прекращённой, как только два государства подписали договор, обещающий ненападение, нейтралитет, консультации и дружественное разрешение разногласий.

Первый публичный намёк об этом экстраординарном развороте событий был в заявлении от 21 августа 1939 года, что Иоахим фон Риббентроп, нацистский министр иностранных дел, вылетел в Москау для переговоров о заключении договора о ненападении. Риббентроп прибыл в советскую столицу 23 августа, и сделка завершилась поздно ночью. 24 августа «Правда» и «Известия» донесли новость о «позорном» пакте, подписанном комиссаром по иностранным делам Советского Союза Вячеславом Молотовым под наблюдением улыбающегося Сталина. «Зловещие новости «взорвали мир» – писал Уинстон Черчилль. «Нет сомнения, что Германия нанесла мастерский удар» – отметил в своём дневнике итальянский министр иностранных дел граф Чиано: «Ситуация в Европе катастрофическая». Американский журналист, аккредитованный в Берлине, Вильям Ширер, сказал миллионам, что он «почти не верит этому» и «чувствует, что война неминуема».

Причиной шока и удивления было то, что предыдущие шесть месяцев Сталин пытался договориться об антигитлеровском альянсе с Британией и Францией. Эти переговоры начались после оккупации нацистами Чехословакии в марте 1939 года и возрастания угрозы Польше, Румынии и другим восточно-европейским государствам со стороны Германии. В апреле Советы предлагали тройной альянс между Британией, Францией и СССР – военную коалицию, которая даст гарантии европейской безопасности против дальнейшей германской экспансии и, если необходимо, начнёт войну с Гитлером. В конце июля соглашение «затянулось» из-за политических формулировок альянса, и переговоры двигались к финальной фазе всвязи с открытием военных переговоров в Москве. Переговоры о тройственном альянсе велись на «низком уровне» (in private), но, из-за ничтожных результатов, информация в прессу не давалась. Когда англо-французская военная делегация прибыла в Москву 10 августа, её приветствовали с соответствующими «фанфарами», и переговоры были продолжены в роскошном дворце царских времён. Велики были надежды, что тройственный альянс будет сформирован и что Гитлера удастся удержать от ухода с переговоров с Польшей о Данциге и «польском коридоре», и от начала новой европейской войны. Но после нескольких дней военные переговоры прервались, и 21 августа были отложены на неопределённый срок, без продолжения.

Видимой причиной прекращения переговоров было требование Советов предоставить Красной Армии проход через территорию Польши и Румынии для предотвращения войны с Германией. Проблемой было то, что Польша и Румыния – две авторитарных антикоммунистических страны, имеющих территориальные проблемы с СССР, страшились советской интервенции едва ли не больше, чем немецкого вторжения, и не желали уступать Красной Армии автоматическое право прохода в случае войны. Советы настаивали, однако, что их военные планы зависят от наступления через Польшу и Румынию для отражения немецкого нападения, и что они должны знать, где им располагаться в этом случае. Для Советов тройственный альянс с Британией и Францией означал прежде всего координацию военного плана сражения в общей войне против Германии. Без такого военного договора был невозможен политический фронт против Гитлера, которого не удержит от войны никакой договор, как полагал Советский Союз.

Кроме права военного прохода через Румынию и Польшу была глубокая причина для московского решения остановить переговоры по тройственному альянсу: Сталин не верил, что Британия и Франция станут серьёзно сражаться с Гитлером. Он действительно боялся, что они сманеврируют и повернут фронт против него. Как Сталин позднее говорил Черчиллю, «у него сложилось впечатление, что переговоры были неискренние и только с целью запугать Гитлера, а позднее «использовать его». В другой ситуации Сталин жаловался, что Невилл Чемберлен, премьер-министр Британии, «ненавидит Россию», не допустит альянса с Англией и принесёт Россию в жертву Гитлеру.

Со Сталинской точки зрения наиболее важным вопросом после подписания нацистско-советского пакта был вопрос: что делать с Польшей? На этот вопрос был получен ответ ввиде ошеломляющего успеха германского молниеносного вторжения в Польшу. 3 сентября Риббентроп сообщил Советам, что польская армия будет разбита за несколько недель и убеждал их послать свои силы в российскую сферу влияния в восточной Польше. В этот день, однако, Британия и Франция объявили войну Германии. 5 сентября Молотов ответил на просьбу Риббентропа, соглашаясь, что советские действия необходимы, но говоря, что преждевременная интервенция «может повредить и повысить единство среди наших противников». До 9 сентября Молотов не информировал немцев, что советские силы будут введены в Польшу через несколько дней.

Собственные сталинские предположения о войне и польском вопросе были высказаны во время беседы с Георгием Димитровым, лидером Коммунистического интернационала, 7 сентября 1939 года:

«Война между двух групп капиталистических стран… за передел мира, за господство в мире! Мы не видим ничего плохого в их ожесточённой борьбе и взаимном ослаблении. Это было бы прекрасно, если бы Германия сумела потрясти богатейшие капиталистические страны (особенно Англию). Гитлер потрясает и разрушает капиталистическую систему, не понимая и не желая того. Мы можем маневрировать, становиться на одну сторону против другой, заставлять их сражаться друг с другом настолько свирепо, насколько это возможно. Пакт о ненападении, это фактор, помогающий Германии. В следующий момент мы окажемся на другой стороне. Когда-то… польское государство было национальным государством. Ранее революционеры защищали его от расчленения и порабощения. Теперь Польша фашистское государство, угнетающее украинцев, белоруссов и так далее. Уничтожение этого государства, под давлением обстоятельств, будет означать, что одним буржуазным фашистским государством стало меньше, дышать будет легче! Что плохого, если в результате разгрома Польши размеры социалистической системы увеличатся по территории и населению?»

Эти заявления взяты из дневника Димитрова, являющегося наиболее важным источником информации о сталинских личных размышлениях в годы войны. В ходе этой беседы обсуждалось предложение Сталина об изменении коммунистической политической линии, принятой на 7-м Всемирном Когрессе в 1935 году, на котором был основан народный фронт, поддерживавший возможность альянса между Советским Союзом и западными буржуазными демократиями. После нацистско-советского пакта Коминтерн и входящие в него партии продолжили вместе с народным фронтом политику, поддерживавшую московский дипломатический манёвр с подписанием договора о ненападении с Германией, но продолжали также выступать за национально-освободительную войну против фашистской агрессии. Сталин не отвергал задним числом политику народного фронта; в самом деле, Димитров также писал ему, говоря, что «мы предпочитаем ведение переговоров с так называемыми демократическими странами. Но Англия и Франция считают нас быдлом и не желают иметь с нами дело!» Однако, изменились обстоятельства – возросла вероятность войны между фашистскими и демократическими странами. Сталин также говорил о процессе уничтожения рабства в ходе войны. Но он не поддерживал, как Ленин в первую мировую войны, переход от империалистической войны к войне революционной, гражданской. Сталинской непосредственной целью было предоставить миру рациональное оправдание предстоявшему вторжению в Польшу – первому акту военной экспансии в истории советского государства.

Красная Армия вошла в Польшу 17 сентября 1939 года. В своём выступлении по радио Молотов заявил, что германо-польская война показала банкротство польского государства. В этих условиях, сказал Молотов, советские вооружённые силы вошли в страну для помощи и защиты украинцев, и белоруссов, живущих на польской территории. Необходимость этих действий была обоснована газетной информацией о польских репрессиях в отношении украинцев и белоруссов, и о Красной Армии – «освободительнице» с востока.

Ещё до урегулирования польского вопроса Сталин начал своё продвижение на Балтике. 24 сентября 1939 года министр иностранных дел Эстонии, прибывшитй в Москву для подписания торгового договора, был поставлен перед требованием Молотова заключить «Пакт о взаимопомощи» для создания советских воздушных и морских баз в Эстонии.

«Не бойтесь этих гарнизонов. Мы заверяем, что Советский Союз ни в коем случае не желает затрагивать суверенитет Эстонии, её правительство, или её экономическую систему, а также её международную жизнь, или внешнюю политику. Советские войска воздержатся от всего, что не будет соответствовать этим обещаниям».

Формально говоря, Сталин был «так же хорош, как и его слово», и текст советско-эстонского пакта о взаимопомощи, подписанный 28 сентября 1939 года, содержал оговорки о возможности советского вмешательства в международные дела Эстонии.

Следующей стала Латвия. Все балтийские правительства надеялись на германское заступничество, но Сталин быстро рассеял эти иллюзии. «Я говорю вам искренне, раздел сфер влияния имеет место.» – информировал он латвийского министра иностранных дел 2 октября. «Так как Германия согласна, мы оккупируем вас. Но мы не хотим злоупотреблять этим». В ходе дальнейшей беседы, на следующий день, он был даже более откровенен: «Германия может напасть. Шесть лет германский фашизм и коммунисты проклинали друг друга. Сейчас в «злой» истории произошёл неожиданный поворот, вам не на что надеяться. Мы должны быть готовы к вОвремя. Всякий, кто не подготовится, заплатит за это».

Латвия подписала договор о взаимопомощи с Советским Союзом 5 октября, как и Литва 10 октября. Как в пакте с Эстонией, так и с Латвией и Литвой договорились о размещении советских военных баз, и о невмешательстве. Сталин говорил литовцам, что военные базы «наиболее драгоценный элемент литовской безопасности», и сострил, что «наши войска помогут вам, если произойдёт коммунистическое восстание в Литве».

Советско-финская война 1939-1940 годов была первой проверкой Сталина, как военного лидера, со времён русской гражданской войны. В ходе испанской гражданской войны Сталин руководил московской помощью республиканской стороне конфликта, включая отправку более 2000 советских добровольцев на борьбу с фашистскими силами Франко. В 1930-х годах происходили, с перерывами, военные столкновения с японцами вдоль китайско-советской границы, иногда силами до дивизии. Но это ни в коем случае не выдерживает никакого сравнения с полномасштабным вторжением в соседнее суверенное государство. Польша была более относящимся к делу примером советской военной операции, но во время вторжения Красной Армии польская армия уже была разгромлена Германией.

«Зимняя война» с Финляндией не была сталинским выбором. Он предпочитал переговорное решение вопроса о границе и безопасный исход из вспыхнувшего конфликта. Но когда политические переговоры с Финляндией зашли в тупик, он без колебаний выбрал военные действия.

Дорога к войне берёт начало 5 октября 1939 года, когда Советский Союз предложил Финляндии прислать в Москву делегацию для ведения переговоров о советско-финском пакте о взаимопомощи. В Москве финской делегации был предложен не только пакт, но и запрос на передачу в аренду некоторых островов в Финском заливе для размещения советских укреплений. Более важным было то, что Сталин хотел передвинуть северо-западный участок советско-финской границы, которая проходила в 20 милях от Ленинграда.

В процессе подготовки переговоров советское министерство иностранных дел сформулировало серию максимальных и минимальных требований. Среди максимальных советских запросов были военные базы на территории Финляндии, уступка никелевых месторождений Петсамо в северной Финляндии и право «вето» на строительство фортификаций на Балтике. Финская делегация, однако, была готова на намного меньшее, чем советские минимальные требования. Она отклонила даже предложение о советско-финском пакте о сотрудничестве. Переговоры тянулись весь октябрь, но не дали позитивного результата. Действительно, в середине октября финны провели мобилизацию армии и, в ожидании войны, арестовали многих финских коммунистов.

Казалось, что Сталин решил заранее, что война с Финляндией необходима. 29 сентября Ленинградский военный округ представил наркому обороны Клименту Ворошилову план «раззгрома сухопутных и морских сил финской армии». В середине ноября 1939 года Сталин заявил своему военному совету, что «мы должны разгромить Финляндию». Примерно в то же время Ворошилов приказал закончить концентрацию советских войск в районе Ленинграда к 20 ноября и командованию округа быть готовым к действиям 21 ноября. Удобный случай (Casus belli) произошёл во время пограничного столкновения советских и финских сил, и 28 ноября Молотов денонсировал пакт о ненападении от 32-го года. На следующий день Советский Союз разорвал дипломатические отношения с Финляндией. Этой ночью Сталин начал 8-ми часовое заседание в своём кремлёвском кабинете со своими ближайшими сотрудниками, включая Ворошилова. Красная Армия атаковала Финляндию на следующий день.

До падения Франции в июне 1940 года нацистско-советский пакт хорошо служил Сталину. Сделка с Гитлером позволила СССР остаться вне войны, предотвратить кошмар советско-германской схватки на восточном фронте, в то время, как Британия и Франция отсиживались бы за линией обороны, и получить больше времени для подготовки к обороне страны. Политические и территориальные выгоды были получены в Польше и балтийских странах. Возобновление рапалльских отношений с Германией дало много экономических выгод. И нейтралитет Гитлера во время зимней войны был очень кстати. Но это не означало одностороннего дисбаланса. Гитлер тоже получил много выгод, например, свободу атаковать Польшу без угрозы получить большую войну на два фронта. Потрясающий успех немецкой молниеносной войны в западной Европе нарушил этот баланс. Когда Франция капитулировала 22 июня 1940 года, Гитлер доминировал в континентальной Европе. Позиция Британии воглаве с Черчиллем оставалась непонятной: под вопросом была её способность сопротивления либо Гитлеру, либо голосам сирен-умиротворительниц, толкующих о сомнительной сделке о мире. Сталин оказался перед перспективой конца европейской войны и мирного урегулирования, которое продиктует победившая Германия.

Сталинским ответом на эту новую ситуацию стала серия инициатив по оптимизации его стратегических выгод в то время, пока война ещё продолжалась. В середине июня 1940 года Сталин начал усиливать свой контроль над балтийскими странами. Опасаясь балтийских националистических интриг и немецкого проникновения в регион Сталин потребовал установления просоветских правительств в Эстонии, Латвии и Литве, и оккупации всех трёх стран Красной Армией. Он сделал попытки возобновить создание советской сферы влияния на Балканах. Реагируя на доклад о надвигающемся вступлении Италии в войну, Молотов сделал предложение Риму о «сфере влияния» на Балканах совместно с Италией и Германией. 10 июня Италия вступила в войну, и Советы естественно увеличили настойчивость своих предложений, достигших кульминации 25 июня, чтобы Италия признала превосходство СССР в районе Чёрного моря, в обмен на советское признание итальянской гегемонии на Средиземном. 26 июня Молотов представил румынскому послу ультиматум, требующий возврата Бессарабии (часть нынешней Молдовы). Он также требовал, чтобы Румыния уступила северную Буковину, территорию с украинским населением, на которую Советский Союз никогда ранее не претендовал. Двумя днями позже румыны сдались, согласившись с советскими требованиями. Реквизиция Бессарабии добавила глубину обороне советских военно-морских баз на Чёрном море, в Одессе и Севастополе. В то время, как оккупация Северной Буковины обеспечивала связь между Бессарабией и Украиной. Советская граница с Румынией теперь пролегала по северо-восточному берегу Дуная и давала Москве возможность контролировать движение по реке. Подобно западной Белоруссии и западной Украине, Бессарабия и северная Буковина были немедленно включены в состав СССР. Подобный процесс инкорпорации начался в балтийских государствах в июле 1940 года. В это время, противоположно мнению большинства населения, активисты левого меньшинства, базирующиеся в городах, приветствовали оккупацию и требовали установления советской власти и присоединения к СССР Эти радикальные настроения среди части населения помогли Москве пересмотреть свою позицию по «советизации» и в середине августа провести выборы в новые народные ассамблеи во всех трёх балтийских государствах, которые затем, в должное время, проголосовали за вхождение в СССР.

Сталин рассматривал эти действия, как оборонительные, а также, как подготовительные мероприятия к мирной конференции, которая будет следующей фазой в переговорах советско-германского альянса. Гитлеру, однако, сталинские действия показались провокационными и угрожающими. Сталинское поглощение балтийских государств было интерпретировано, как часть советского военного строительства против немецких восточных границ. Московская попытка использовать Италию для распространения сферы влияния на Балканы была сочтена экспансией. Продвижение Красной Армии в Бессарабию и Буковину – угрозой поставкам нефти с румынских месторождений Плоешти в Германию.

Гитлеровские подозрения были дополнительно возбуждены назначением нового британского посла в Советский Союз. Стаффорд Крипс прибыл в Москву в середине июня и привёз с собой личное послание Черчилля Сталину. Черчилль предупреждал Сталина об угрозе, которую представляет немецкая гегемония в Европе и предложил обсудить проблемы, представляющие для Советов и Британии взаимный интерес. Сталин встретился с Крипсом 1 июля и отверг британскую увертюру. На замечание Крипса, что Британия сражается за поддержание баланса сил в Европе, Сталин ответил, что «хотел бы изменить старое равновесие в Европе, которое работает против СССР. Как показали переговоры, Британия и Франция не хотят считать нас равноправными в этом вопросе. Это послужило сближению между Германией и СССР… Если равновесие восстановится, включая установление баланса в отношении СССР, то мы должны сказать, что мы не можем согласиться с этим». По словам Крипса, он добавил, что «преждевременно говорить о немецком доминировании в Европе. Поражение Франции не означает такого доминирования. Такое доминирование Германии над Европой требует доминирования над морями, что трудновыполнимо… Во всех переговорах с немецкими представителями он не замечал желания Германии господствовать в мире… Он не отрицает, что среди национал-социалистов есть те, кто говорит о немецком мировом господстве. Но… в Германии интеллигентный народ, который понимает, что Германия не имеет сил для доминирования над миром». Две недели спустя Молотов передал графу Фридриху фон Шуленбургу, немецкому послу, достаточно полное сообщение о переговорах между Сталиным и Крипсом. Сталинское послание Гитлеру было ясным: он желает продолжения нацистско-советского пакта. Послание было подкреплено Молотовым в речи на Верховном Совете 1 августа, когда он высмеял спекуляции прессы, что Советский Союз считает новое усиление Германии недружественным и угрожающим. Наоборот, сказал Молотов, нацистско-советский пакт сейчас более важен, чем раньше, и он не основан на «случайных временных соображениях, но на фундаментальных политических интересах обоих стран».

Гитлер полагал, однако, что нЕчто заваривается в англо-советских отношениях, и что Британия желает стравить СССР и Германию. 31 июля Гитлер сказал своим высшим военным: