После возвращения Лисенка из гнезда Каменара прошел тридцать один день. Как-то Лисенок отправился на прогулку. Возле большого дерева он остановился и задумался. Он слышал, что лучше всего думается, когда глядишь в одну току.

Поскольку поблизости не было никакой точки, Лисенок стал глядеть прямо в дупло дерева. Дупло было очень глубоким, а потому и мысли Лисенка приобрели необычайную глубину. «Тридцать дней — это еще куда ни шло… но тридцать один день — это уже слишком!.. Тридцать дней можно вести себя примерно, но тридцать один день — невозможно. Тридцать один день никто не может вести себя примерно, как бы ни старался.

Кроме того, — продолжал рассуждать Лисенок, — примерным может быть лишь тот, кто не видел широкого света. А я его видел. Свет очень длинный и очень широкий…

Ладно, но ведь свет не только широк… Разве свет — это лишь то; что видно из орлиного гнезда?.. Смешно утверждать подобные вещи. Если это так, то свет не так уж велик и напрасно так много говорят о его величине… Ясно одно — пора покинуть Тихий лес и отправиться в дорогу.

Но с другой стороны, — размышлял Лисенок, — я обещал стать послушным и не создавать другим забот. У взрослых своих дел и забот достаточно. Зачем их огорчать?»

Ветер раскачивал записку, и она трепетала, как лист на дереве. Лисенок с волнением смотрел на нее. В его голове зарождались новые мысли. Он и не предполагал, что какой-то раскачиваемый ветром клочок бумаги может породить такое множество мыслей. «Выходит, в жизни даже это предвидено. Если кто-то хочет исчезнуть, достаточно оставить записку и… Все предвидено, только мы, дети, этого не знаем и потому совершаем ошибку за ошибкой».

— Ты что на меня уставился? — неожиданно спросила записка.

— Просто смотрю на тебя и думаю.

— О чем?

— Значит, таким образом оставляют записки, а?.. Я слышал об этом, но впервые вижу, как это делается.