При Втором Ильиче я служил «в контрпропагандистах» (Брежнев выговаривал не без покровительственной издевки: «в контрабандистах»! «ах, вы моя дорогая банда»!) Политическую кухню Второго Ильича знаю хорошо. И не только профессионально-формально, но и немного изнутри. Из «семьи», как у нас принято теперь красиво говорить. Яв то время дружил с его дочерью Галей Милаевой-Брежневой, с которой мы рядышком работали в АПН. Я до сих пор помню, какой она мне устроила тогда сказочный день рождения. Он пришелся на выходной день в Центральном Доме журналиста, но Галя договорилась, и для меня одного его специально открыли. Я тогда очень много писал на заграницу, в самые престижные западные журналы, и хорошо зарабатывал, и я пригласил на банкет массу друзей. Весь ЦДЖ был заполнен моими друзьями. А ночью мы взяли такси и все поехали на Ленинские горы - смотреть на Москву с высоты Воробьевых гор, как Герцен и Огарев, которые дали клятву вечной дружбы в виду Москвы. Мы тогда действительно все чувствовали себя герцеными и Огаревыми. Брежнев собирался провозгласить совершенно новый «не репрессивный» курс, а мы искренне хотели ему в этом помочь.

Брежневскую Галю сейчас изображают опустившейся выпивохой, она действительно плохо кончила. Но в молодости была очень шустра и приметлива. Отменно работала на папу. Помню, в 1964-м, незадолго до устранения Хрущева, пьем мы вчетвером вместе с близкой подругой Гали «гречанкой» Иечкой (у нее было греческое имя Йя, по маме гречанке. Галя звала ее Читой) и ухажером Иечки дома у «гречанки» в высотке на Красных воротах. Те уже уединились. А Галочка про Фурцеву пытает, насколько «Катя» будет опасна? с «Катей» мне до АПН довелось поработать -«журналистом-переводчиком» от «Советской культуры» на приемах иностранных делегаций, чтобы перед какой-нибудь Софи Лорен министру дурой не выглядеть - яне столько переводил, сколько за Катерину Алексеевну демонстрировал свою кинематографическую эрудицию; Софи охала - какая советский министр культуры начитанная! как всех знает! все наши фильмы смотрела! а «Катя» лишь ревниво шипела: «Не трись об ее груди! я все вижу!». Про «Катю» я многое знал и был к ней вхож. «Катя» была у Хрущева наиболее реальной опорой. Вот Галя и пытала, как «Катю» поумнее вывести бы из игры. Галя, повторюсь, была очень не проста. Ушки у нее всегда были на макушке. И теневой организатор она была не «тюха». У нее всегда было много кавалеров. Даже знойный «цыганский барон» Бурятица. Но ее голубой мечтой был белокурый, как ангел, танцор Марис Лиепа. Однако папа настоял, чтобы в мужья себе она подобрала русского - с прицелом. Папе нужен был зять, если не сразу на КГБ, то уж, по крайней мере, на Министерство внутренних дел, получившее при Брежневе необъятные полномочия и почти уже свысока поглядывавшее на хиреющий, на всего лишь «комитет». Мужем Галочки стал милицейский офицер Чурбанов, который вскоре стал первым заместителем в Министерстве внутренних дел. И он, увы, по наивности своей стал одной из косвенных причин возвышения «перевертыша» Горбачева. О том, как это было, я расскажу, когда до него дойдем.

А пока только прошу поверить мне в том, что я вполне осведомленно объясняю: уже при Брежневе «наверху» горько осознали, что политического единства в КПСС нет, и его уже никакой даже самой лучшей «контрпропагандой» не добиться.

Аналитики-конспирологи докладывали новому генсеку Брежневу нерадостную общую картину. Практически после Хрущева в нелегкое наследство нам досталось из-за хрущевской вульгарно антиизраильской политики весьма сплоченное в ненависти к русским еврейское недовольство. Сознание масс после Хрущева и так раскололось, стало «амбивалентным», духовно двойственным. А тут еще ненависть крусским. «Оттепельная» интеллигенция как взбесилась. Ах, нельзя? Запрещено? Так мы в пику хотим все в Израиль! Все, и русские, и Русская партия внутри КПСС тоже, - в Израиль, сделаем себе из солидарности еврейских предков. В Израиль, в Израиль, только не оставаться в Отечестве! По рукам пошел теперь ставший обильным - подводные ручейки сползлись в катакомбную реку - самый крамольный «самиздат». В пишущую машинку загоняется до десяти экземпляров папиросной бумаги и - «долой эту власть! эту страну!».

Расплодились, как мухи, диссиденты - преимущественно из евреев. Сталинский 1937-й год почистил партийную верхушку, верхи власти и армии. Но кругов-то интеллигенции ведь практически не коснулся. Сняли под горячую руку тогда только уж самую-самую пену. Да и то нередко под эту горячую руку убирали вовсе не тех. Конечно, ужасно, что случилось с Исааком Бабелем, но тот хоть был последовательным троцкистом. А православный Осип Мандельштам? Его-то за что? За стихи против «усатого осетина»? Так пожурить было достаточно, никакой же он не идейный оппозиционер. Хотя таких вопиющих случаев, как с несчастным Мандельштамом, были на практике единицы. Но в «оттепель»-то за них-то уж постарались «они» уцепиться и раскрутить как «сталинские массовые зверства против еврейской интеллигенции» на полную катушку. Мы докладывали Брежневу:

Смею думать, что мой опыт на себе как-то повлиял на неожиданное брежневское решение, которое мы же ему сами и подсказали: одним хрущевским «антисионизмом» теперь уже процесс не остановить. «Они» быстро блокируются и обороняются скопом, а всю интеллигенцию не пересажаешь и даже не уволишь. А что, если не давить «еврейское диссидентство», а просто попытаться его на государственных весах как-то уравновесить? Уравновесить хоть даже «черносотенством» - верным идее Великой Державы, «имперским» русским патриотическим крылом в партии -из последовательных, но сдержанных и подконтрольных «великодержавников». Немного не по Ленину, но гибко, вполне соответствующе историческому моменту. Идею эту образно сформулировали так: а что, если полететь на двух крыльях и с двумя головами, как самодержавный орел на старом российском гербе?

Свою модель правления тайно, только среди самых-самых своих, Второй Ильич так и назвал «политикой двуглавого орла». Немного самодержавно, намекая на русские имперские традиции, но достаточно образно. Аскет-идеалист, сухой догматик-марксист Суслов у Брежнева остался красиво сидеть на пропаганде, остался ее образцовым талмудистом и марксистской декорацией. Но Брежнев сам стал последовательно «амбивалентен». В речах он по-сталински (стараясь не упоминать имени Сталина - зачем дразнить иудейских гусей?) громко барабанно вещал о единстве в партии, а тихо сокровенно сидел на двух стульях. Практически за кулисой с брежневских времен мы уже вычисляли-строили всю глобальную конспирологическую линию КПСС на балансе двух голов российского державного орла и двух его могучих крыльев. На соперничестве-противостоянии двух теневых партий внутри Большого Дома и по всей стране. Влиятельной, якобы «прогрессивной», «демократической», а на деле просто прозападной, интеллигентской, условно говоря, «Иудейской партии внутри КПСС». И противостоящей ей - сдерживающей ее, быстро усиливавшейся, якобы «консервативной», «имперской», а на деле чисто «туземной», равнодушной к «интернационализму», державно-почвенной, имперско-государственной, «черносотенной», условно говоря, «Русской партии внутри КПСС».

Подчеркну, что понятия эти весьма и весьма конспирологические, то есть сугубо закулисные и кадрово размытые. Без четких кадровых границ. Случалось, и нередко, что люди перебегали из одной теневой партии в другую, что «протрезвлялись» и опять же меняли кулису. Состояли - ине были постами обижены! - внутри каждой из группировок и свои непременные прозелиты. Обрусевшие твердые государственники-иудеи, вроде блистательного публициста Анатолия Салуцкого, - иногда даже тайно крестившиеся, были среди нас. И напротив: свои активно, как «хромой бес» Александр Николаевич Яковлев, «жидовствующие», - извините еще раз за вульгаризм, но именно так не только в грубом быту, но и на величавом церковном богословском языке говорят, - «гнилые западники» из русских были активны в кругах евреев. Не обошлось и без многочисленных, как мухи, севших на сладкие пироги примазавшихся. Эти паршивцы делали себе карьеру на русско-иудейском противостоянии. А в душе им было до лампочки, к какой теневой партии приткнуться - лишь бы с ее помощью на сладкий пирог сесть.

Но этих прихлебателей-приспособленцев хоть не сразу, но все-таки можно было проверить на вшивость - доходило дело до борьбы, и они с поля боя тут же разлетались, как вспугнутые с зерна воробьи. А еще хуже: были среди нас и высокопоставленные русские «тюфяки» - свои неваши-ненашевы, неповоротливые Воротниковы, шкуры-шауры, лапотники-лапины, которые вроде бы по виду представляли «русских», занимали наши русские законные места в балансном руководстве, а были, по сути, лишь ужасным балластом. И людьми они вроде бы были не плохими, и по тайным взглядам вполне «своими». И подлостей явных не делали. Но уж лучше бы на их месте были «оппоненты». Идейного оппонента «высветить» можно - «просчитать» и блокировать. С оппонентами во всяком случае все всем всегда понятно. А от какого-нибудь русского неповоротливого медведя Михаила Федоровича - яо нем еще расскажу поподробнее - ждут действий, подсаживают его в самое солидное кресло для русских действий, а он ни рыба, ни мясо, не мычит, не телится, все только мечтает, что само за него русское дело сделается. И все в кулуарах на судьбу жалуется: «Ох, как трудно с “иудеями”, какие они пронырливые, какие несговорчивые. Чуть их прижмешь, сразу к своим побежали, сразу телеги на самый верх пишут. Уже не работаешь, а только отбиваешься!»

Таким хотелось ответить: «Так и не работай! Ты занимаешь место, предназначенное по теневому балансу для русского человека. Освободи! А то сейчас “они” тобой только в нос “нам” тыкают».