«…Вот родословный список Адама… …И родил он сына и нарек ему имя Сиф… …И жил Сиф сто пять лет и родил Еноса…»

Именно такой хотелось бы кое-кому из них видеть летопись своего прошлого — величавым библейским сказанием, легендой о патриархах.

Однако краткости ради приходится пожертвовать патриархами и начать так:

Хозяйка «дома», вторая жена Михоела Левина (мать Пенека), — женщина гордая и замкнутая.

Проезжая по дороге мимо «дома» — праздничная белизна стен, зеленая плоская крыша, высокие акации, нарядная изгородь, — порой увидишь у окна хозяйку с турецкой шалью на плечах.

Едва взглянешь на нее, так сразу почувствуешь, что она в этом доме сила и власть.

Ей пятьдесят пять лет, детей она больше не рожает, но по-прежнему стройна и крепка. В ее синих, чуть поблекших глазах мерцает огонек все еще не утоленной страсти. Густые тени вокруг красивого чувственного рта вызывают у стареющих мужчин желание обзавестись ребятами на склоне лет. У нее широкие бедра и небольшой, но благословенный живот — чрево, которое с ненасытной яростью исторгало из себя одного за другим детенышей, без устали одаряя ими «дом».

Историю ее жизни знают здесь, в городе, многие.

Пенеку пошел восьмой год.

Лето. Мать Пенека, как обычно, уехала лечиться за границу. «Детей» — Фолика и Блюму — отправили на лиман.

Уже не раз Пенека уличали в разных прегрешениях:

он не совершает утреннего омовения,

Михоел Левин получает письма из-за границы от жены — она все лечится. Туда же, за границу, ей и переводят деньги.

Пенек как-то подметил, что распоряжение перевести деньги отец отдает невзначай, как бы между делом. Так во время чинной беседы передвигают иногда безделушку на столе.

Обычно происходит это так. Отец, не переставая расхаживать по конторе, бросает кассиру Мойше приказание отправить деньги, ускоряет шаг, решительно трет лоб и, окинув кассира мимолетным взглядом, говорит:

— Да-а-а… Так о чем же мы толковали?