Израиль. Шоссе 90

Наши дни

Самолет появился над дорогой внезапно.

Он летел как-то странно, как не должны летать самолеты, описывая широкую дугу на высоте не более двадцати метров, левым крылом вперед. И сам самолет был непривычного вида, пустынного раскраса, но похожий силуэтом не на стремительный истребитель, а на раскормленного горбатого москита, который облетает спящего туриста, выбирая место для продолжения банкета.

Многотонная туша двигалась неторопливо, наплевав на аэродинамический коэффициент, подъемную силу и закон тяготения – такой гигант не мог держаться в воздухе на малых высотах и при сверхмалых скоростях, а все-таки держался! Но неторопливость полета была кажущейся, и пикап и его преследователи ехали по дороге со скоростью около ста километров в час, самолет двигался параллельно им, словно разглядывая происходящее внизу.

Израиль. Шоссе 90

Наши дни

– Это что еще за херь? – Кларенс, наверное, протер бы глаза, но в силиконовой маске, плотно прилипшей к лицу, сделать это было затруднительно.

Самолет, только что летевший боком параллельно с дорогой, легко сманеврировал и пошел поперек, разворачиваясь к минивэну кормой.

– Что он делает?

Рим

Весна 37 года н. э.

Тому, кто не жил в Александрии, Рим мог показаться красивым городом. Раскинувшийся на семи холмах, рассеченный лентой Тибра и добросовестно сшитый широкими стежками мостов, он был велик, могуч и настолько прекрасен в своем надменном уродстве, что у Иегуды на миг перехватило дыхание.

О, да…

Это был действительно Вечный город! Тысячи и тысячи каменных зданий, способных простоять многие годы, до скончания времен, то теснились вдоль улиц, то вдруг разбегались, открывая для глаза и дыхания свободное пространство. Город нависал над путником, давил его беспощадно своей громадиной, а потом оставлял в недоумении посреди площади перед вознесшимся к небесам храмом.

Израиль. Шоссе 90

Наши дни

«Тойота» не ехала, она скакала, словно раненная лошадь, неловко припадая на согнутую стойку. С каждой сотней метров неприятный звук, доносящийся из-под капота, становился все сильнее и сильнее, словно пикап задыхался. Из пробитого радиатора хлестали струи пара, дизель не стучал, а грохотал, грозя каждую минуту заклинить от перегрева. Но, несмотря на это, «Такома» все еще ковыляла в ритме «три четверти», шлепая одной лопнувшей покрышкой по выкрошенному асфальту.

Профессор крутанул руль влево, ныряя в промежуток между двумя каменными россыпями, пикап прыгнул, подминая рычагами обломки, под днищем загромыхало, по кузову полетела канистра с водой и автомат. Гряда красно-желтых скал, практически такая же, как и та, из которой они недавно выбрались, заплясала перед пробитым пулями лобовым стеклом.

– Ну, деррржисссььььь! – процедил сквозь зубы дядя Рувим. – Ну, еще чуть-чуть!

Римская империя

Остия. Вилла Понтия Пилата

37 год н. э.

Есть люди, для которых праздность – это цель жизни. Они готовы много лет трудиться, не покладая рук, для того, чтобы в один прекрасный день возлечь на клинии

[6]

и вкушать изысканные блюда сутками, делая перерывы исключительно на сон и на любовь. Те, кто наследует свое богатство от предков, могут позволить себе праздность сразу же, не утруждая себя работой. Но Пилат Понтийский ненавидел безделье и не находил себе места в своем поместье, расположенном в прекрасной Остии.

Император Тиберий (раньше Пилат сказал бы – да продлят Боги дни его жизни! – а теперь болезненно кривил губы от упоминания царственного имени) отозвал его из Иудеи и запретил появляться в Риме до особого распоряжения. Письмо было составлено по-отечески, но только совсем не знающий императора человек мог обмануться показным дружелюбием Тиберия. Пилат знал, на что способен этот гниющий заживо от дурной болезни старик, поэтому и не подумал оправдываться или ослушаться.

Иудея. Ершалаим

Дворец Ирода Антипы, тетрарха

30 год н. э.

Тетрах Галилеи и Переи, сын покойного царя Иудеи Ирода Великого, Ирод Антипа пребывал в дурном расположении духа. Плохо, когда предпраздничный день начинается со встречи с первосвященником Каиафой, но еще хуже, когда он начинается с неприятных обязанностей, от которых нельзя отвертеться.

Когда ему доложили о том, что во дворец явился Каиафа в сопровождении десятка левитов, четырех членов Синедриона и одного арестованного, Антипа даже заколебался: не сказаться ли ему больным? Здесь, в Ершалаиме, Антипе вовсе не хотелось заниматься политическими делами. Это у себя во владениях он был строителем, достаточно мудрым правителем и дальновидным человеком, а здесь он хотел казаться таким, каким слыл в Иудее – легкомысленным и недалеким любителем роскоши, наслаждений и женщин. Будучи достойным сыном своего великого отца, Ирод Антипа знал, что чем меньшее количество людей знают твое истинное лицо, чем менее осведомлены посторонние о твоих сильных и слабых сторонах, тем легче манипулировать ими, добиваясь своих целей.

Израиль

Бедуинская ферма в Иудейской пустыне

Наши дни

Утро обещало быть жарким.

Зайд закончил дела в гараже и двинулся в дом – хотелось холодной воды, умыться и немного посидеть в тени и прохладе. Все-таки возраст давал о себе знать – немного ломило поясницу от поднятых тяжестей (а ведь носил на себе раньше почти сорок килограммов амуниции, и мог идти сутками, не теряя дыхания!) и сердце стучало не так ровно, как пару лет назад.

Иудея. Ершалаим

Дворец Ирода Великого

30 год н. э.

Прокула догнала Мириам у самого выхода.

– Погоди!

Израиль. Иерусалим

Район Яффских ворот

Наши дни

– Он сказал просто их забрать…

В джипе было двое сотрудников «Шин-Бет». Один совсем молодой, лет до тридцати, слегка полноватый, но крепкий и рослый, сидел на пассажирском сидении. Второй – постарше, болезненно худой, с землистым цветом кожи, узкоплечий, но тоже крепкий, расположился на водительском месте. Руки его, лежащие на рулевом колесе, казались сплетенными из сухожилий и мышц, шея, на которую была посажена маленькая, коротко стриженая голова – тоже. Припаркованный неподалеку от Яффских ворот «ниссан» уже успел нагреться на солнце, а сидящие в нем люди – слегка вспотеть.

Израиль. Ершалаим

Район Яффских ворот

Наши дни

Как ни странно, опасность первым заметил Ави. Он глянул в боковое зеркало и сразу стал меньше, сдулся, словно воздушный шарик, проколотый булавкой. Парень не был трусом. Боевого опыта, конечно, не хватало, но учили в контрразведке на совесть, загоняя некоторые действия в область рефлексов. Рефлексы и сработали. Можно было, конечно, попробовать использовать металл дверец, как щит, но АК легко прошивает тонкий штампованный лист автомобильной стали. В принципе, вариантов было немного, но они были, и, возможно, Ави выбрал не самый лучший из них. Но сагам

[47]

повел себя, как боец и как мужчина. И умер, как мужчина.

Он успел крикнуть: «Беги!», распахнуть дверцу и вывалиться из джипа в вполоборота, уже со штатным «глоком» в руках. Он даже успел выстрелить, но, увы, не попал – пуля лишь оцарапала Седому плечо. Зато Седому не пришлось целится. Он только надавил на спусковой крючок, а Ави сам влетел под струю свинца из ствола АКСУ. Расстояние между убийцей и жертвой было не более четырех метров, и у сагама просто не было шансов. Ни один жилет не выдерживает попадания в него высокоскоростной пули в металлической оболочке на такой дистанции, Ави же был одет в стандартный кевларовый жилет, который прошило с легкостью. Из спины контрразведчика полетели клочья. Он рухнул на камни мостовой, суча ногами, еще не мертвый, но с разорванной грудью и бесчувственный. С каждым вздохом жизнь утекала из него, на губах вспухали кровавые пузыри.