– Я всего лишь актер! – Шрив Катервуд даже дышать старался очень осторожно. Любое движение болью отдавалось в его избитом теле.

– Ко мне явился какой-то незнакомец и предложил деньги за то, чтобы я надел этот костюм, сел на коня и нес...

Удар пришелся Шриву прямо в лицо, и, не удержавшись на ногах, он больно ударился о стену гауптвахты. На губах выступила кровь.

– Придумай что-нибудь получше, парень. Застонав, Шрив замотал головой, и кровь тоненькой струйкой потекла ему на подбородок. Он чувствовал во рту ее горький вкус.

– Не надо! Ради Бога, не бейте! Я не знал, что он задумал. Я не имел ни малейшего представления. Послушайте, я бы и близко к нему не подошел, если бы знал! Я был без работы, а он предложил мне несколько долларов. – Смолкнув на этой жалобной ноте, Шрив опустил голову и втянул ее в плечи, чтобы защитить лицо. Он провел языком по передним зубам. Проклятье! Один – нет – два определенно расшатались.

Поскольку гостиница «Палас» в Шайенне очень мало походила на дворец, следовало предположить, что ее комнаты были достаточно дешевыми. Лейтенант снял четыре: одну для двух охранников, одну для пленника, в которой охранники должны были дежурить по очереди, одну для себя и одну для сержанта Траска.

Поезд «Юнион Пасифик», следовавший на Джульсберг, Колорадо, и далее на восток, прибывал только через сорок восемь часов. После этого сержант Траск со своими людьми должен был вернуться в форт Лареми, а лейтенант Шоу – продолжать путь со своим пленником.

– Вы зря тратите государственные деньги, – заметил сержант. – Мы могли бы поместить его в городскую тюрьму, а сами ночевали бы в одной комнате.

Шоу холодно посмотрел на него.

– Я храплю.

Лежавший без сна Шрив услышал, как в замке повернулся ключ, и насторожился. Но когда дверь тихо отворилась, в тусклом свете коптящей лампы он увидел, что в комнату вошла Миранда. Она закрыла за собой дверь, и Шрив бросил испуганный взгляд на охранника, но его равномерный храп не прервался. Затаив дыхание, Шрив следил, как Миранда на цыпочках приблизилась к кровати. Их взгляды встретились. В знак молчания она приложила палец к губам.

Улыбнувшись, она наклонилась и коснулась губами его лба. Потом она вытащила второй ключ, и в доли секунды цепи были сняты с его рук и ног. Миранда осторожно отодвинула их в сторону, стараясь, чтобы они не звякнули. Шрив опустил босые ноги на пол.

Молодой охранник даже не успел пробудиться ото сна, как его руки оказались в наручниках, а во рту уже торчал кляп. Широко открыв глаза от удивления, он не оказал никакого сопротивления, когда «лейтенант» пристегнул цепь наручников к железным прутьям кровати.

Проверив цепь на прочность, Миранда тронула Шрива за руку.

– Ты сможешь двигаться?

– «Подойди, мой мальчик».

[10]

Орсино, герцог Иллирии, в роскошно вышитом камзоле протянул руку. Огромный изумруд в его кольце сверкнул в лучах рампы.

Виола, переодетая пажом Цезарио, в бледно-аквамариновых лосинах и бирюзовой короткой мужской куртке, бросившись через сцену, опустилась у его ног. Подняв голову, она с обожанием посмотрела на Орсино.

Рука герцога легла на ее плечо. Он заглянул ей в глаза и, нахмурившись, грустно вздохнул.

– «Когда узнаешь сладкий яд любви, ты вспомяни меня, мой милый мальчик».

– Где ты была?

Рейчел, выронив от неожиданности поводья, оглянулась, а ее лошадь шарахнулась в сторону; ее задние копыта стали бить по перегородке стойла. Этот шум заставил встрепенуться и других лошадей.

– Где ты была?

– О, как ты напугал меня! – Горя смущением, Рейчел нагнулась, чтобы поднять поводья. Они попали под копыта лошади, так что девушке пришлось снова потревожить ее. Потом она искоса бросила испуганный взгляд на темную фигуру, стоявшую в дверях.

– Я спросил тебя, где ты была. – Виктор Вулф перешагнул порог. Его лицо было напряжено, а пальцы сжаты в кулаки.

Френк де ла Барка сошел по сходням на Портовую набережную Нового Орлеана. Июльская жара и сильная влажность сразу же напомнили ему парную баню. Среди многочисленных запахов порта преобладал запах гнилой рыбы. Москиты пищали прямо у самого уха. Закурив сигару, он выпустил кольцо дыма в назойливых насекомых.

Когда он был занят выполнением ответственного задания, его пронзительные черные глаза отмечали любую мелочь и каждого встреченного им человека – лодочников, пассажиров, докеров, хозяев, случайных прохожих и портовых сутенеров. К одному из них он и направился.

Парень настороженно подобрался, когда де ла Барка приблизился к нему с пугающей целеустремленностью. Хотя его круглое смуглое лицо не выражало совершенно никаких чувств, разворот его широких плеч и медвежья походка могли сказать о многом.

Несчастная жертва попыталась было проскользнуть вдоль стены магазина, но де ла Барка решительно преградил дорогу.

– Стой, где стоишь!

Проклиная все на свете, де ла Барка устроился у стены серого здания как раз напротив служебного входа в театр «Ройал Орлеанс». Его внешний вид претерпел значительные изменения, так что теперь он не выглядел как северянин, страдающий от южной жары.

Вместо черного котелка он надел соломенную шляпу, которая своими широкими полями закрывала его лицо от солнца, а вместо наглухо застегнутого шерстяного сюртука на нем была рубашка с мягким воротничком, свободный пиджак и брюки – все из светлой легкой ткани.

Хотя его пиджак был застегнут на все пуговицы, а ворот рубашки стянут галстуком – что придавало ему весьма строгий вид, – он тем не менее выглядел примерно так же, как и прохожие на улицах, что позволяло ему бродить по улицам, не привлекая к себе излишнего внимания. Разумеется, карманы его костюма скрывали в себе целый арсенал.

Но несмотря на смену одежды пот все равно безудержно струился у него по лицу, а вездесущие москиты не давали покоя. Рубашка на спине и под мышками тоже стала влажной от пота.

Как люди могут вообще жить в Новом Орлеане? Особенно в августовскую жару, когда они вынуждены ходить по улицам, где между камнями мостовой растет мох, и дышать влажным воздухом.

– Я, должно быть, старею. Я должен был сам спасти тебя. – В порыве чувств Шрив обнял Миранду и прижал ее к себе с такой силой, что она даже вскрикнула.

Когда он ослабил объятия, она поднялась на цыпочки и поцеловала его. Несмотря на синяк на щеке, она улыбалась.

– Ты ни капельки не постарел. Ты даже стал проворнее. На этот раз ты не стал задерживаться, чтобы переодеться.

Он нежно прикоснулся к ее опухшей щеке.

– Я хотел ворваться в комнату и проучить негодяя.