Сон никогда не менялся, только становился с каждым разом все ярче. Она помнила все мельчайшие детали даже после пробуждения. Необычность происходящего во сне тревожила ее. Это было совсем не похоже на Адди – думать о таком… Нет, в жизни она была сдержанна, практична, разумна и никогда не впутывалась в опрометчивые приключения, в которые ее пытались вовлечь друзья. Что бы они подумали, если бы могли знать о ее сне, который так часто снился ей? Она не рассказывала о нем ни одной живой душе. Это было слишком нереально, слишком лично, что бы довериться кому-то.

Ее тело было расслаблено, как в дремотном полусне. Постепенно она, казалось, пробуждалась, понимая, что кто-то еще есть в ее спальне, тихо подходя к ее кровати. Она лежала с закрытыми глазами, но ее сердце начинало биться быстрее. В полной тишине не было никаких звуков, никакого движения, и она задерживала дыхание в ожидании прикосновения, шепота. Матрац мягко прогибался под весом тела призрачного мужчины, безликого и безымянного, склоняющегося над ней. Она пыталась откатиться от него, но он останавливал ее, вжимая спиной в подушки. Острый мужской запах заполнял ее ноздри, окружал ее со всех сторон и наполнял тело своей теплотой.

Его руки касались ее кожи, поглаживая груди, и проникали между бедер, дотрагиваясь и дразня, заставляя ее выгибаться, сгорая от удовольствия. Она просила его остановиться, но он лишь тихо смеялся в ответ и продолжал ее мучить. Его рот оставлял горячие следы на ее шее, груди, животе… Тогда, ослепленная желанием, она обнимала его, прижимая к себе еще ближе. Между ними не было сказано ни слова, когда он любил ее, необратимый как прибой.

В это момент сон менялся. Внезапно она оказывалась на крыльце своего дома под тяжелым сводом полуночного неба, и некто смотрел на нее с улицы. Это был старик, лицо которого было скрыто тенью. Она не знала, кто он и чего от нее хотел, но он знал ее. Он знал даже ее имя.

Слова Лиа: «Адди, мне нужно мое лекарство» был сигналом к началу новго утра, нового дня. Адди все еще лежала с закрытыми глазами, ожидая этих слов, зевая и зарывшись лицом в подушку. Почему Лиа еще не позвала ее? Почему она…

Адди резко села на кровати с широко раскрытыми глазами, как если бы только что прозвонил будильник, сердце ее колотилось в бешеном ритме. Взгляд пробежал по комнате. Она все еще была здесь. В другом мире. Что же произошло? Что же все-таки произошло? Все окружающее было совершенно другим, не тем, к чему она привыкла. Маленькая розовая спальня в рюшечках не была ее. Она вообще не была в ее вкусе. Адди хотела назад свою собственную родную – бело-синюю, с кропотливо вышитыми Лиа салфетками, с заваленным румянами и помадами комодом и постером, который гласил «Валентино в роли Шрейка и Мэри Пикфорд в роли Моей Лучшей Девушки». Она скучала по ним, скучала по знакомому радиоприемнику в углу.

— Радио. – Произнесла она вслух, ошеломленная осознанием, что в этом мире больше не будет радио. А так же не будет электрических лампочек, фотоаппаратов Кодак и готовой одежды. Они даже не догадываются о Великой Войне, Чарли Чаплине или музыке в стиле джаз. Адди задумчиво перебирала в голове возможности случившегося. Что, если она обнаружит себя в Темных Веках? Они же настолько отличаются от всего, к чему она привыкла!

Она соскочила с кровати и бросилась к гардеробу, рывком распахнула дверь и уставилась на висевшую там одежду. Ничего, чтобы выглядело хоть сколько-нибудь знакомым. Ни шорт, ни бойких юбочек, ни маленьких шляпок. Там висели лишь длинные платья, вычурные блузки и стелящиеся по полу юбки. Шкаф был просто забит разноцветной одеждой из сияющего шелка, легкого и невесомого батиста, украшенного цветочным орнаментом и атласными розами. Очевидно, Аделина Уорнер носила все самое лучшее, что можно купить за деньги. Хватило и минуты, чтобы понять – розовый был в этой коллекции основным цветом. Его оттенки простирались от ярко-пунцового до бледно-кораллового.

Адди проснулась на рассвете вместе с остальными, она не могла оставаться в постели, когда аромат завтрака незаметно стелился по воздуху, и тихий шум голосов доносился в ее комнату из столовой. Она быстро умылась и оделась, испытывая странное спокойствие, несмотря на долгую и бессонную ночь.

Существовал ли какой-нибудь способ вернуться в Санрайз, которому она принадлежала? Она не знала, как вернуться, хотя прежде всего она не знала, как попала сюда. Что, если она застряла здесь навсегда? Адди передернуло от этой мысли, и она выбросила ее из головы. Нет смысла беспокоиться об этом. Ведь она, по всей видимости, ничего не может с этим поделать. Если все это сон, то он когда-нибудь кончится. А если она сошла с ума, лучше притвориться для себя самой и остальных, что это не так.

Но было и кое-что, о чем ей действительно надо было задуматься. Рассел Уорнер был все еще жив, и она, возможно, единственная, кто может его спасти. Для семьи и всех в «Санрайз», она будет Аделиной. Она узнает, как ей стать той, кем, по их мнению, она являлась. С этого момента никто не заметит за ней ничего странного. И пока он водит всех за нос, она отыщет способ разоблачить Бена и не даст ему убить Рассела. При сложившихся обстоятельствах, Рассел будет убит только после осеннего загона скота. К тому времени ей придется все изменить.

Адди легким шагом спустилась вниз. Войдя в столовую, она изобразила на лице сияющую улыбку.

Как только Уоттс щелкнул кнутом, а Каролина сумела удобно разместиться на плетеном сидении, легкий экипаж отъехал от главного входа.

— Каро, тебя не растрясет?— взволнованно спросила Аделин, взбивая подушки и подкладывая еще одну под спину Каро. — Если поездка в город может тебе как-то повредить, я…

— Да нет, я же не еду за тридевять земель. Мне просто необходимо выбраться с ранчо, или я закричу от тоски. Ты не помнишь, как было с Лиа? Я могла заниматься, чем хочу, ходить, куда угодно, до самой последней недели. Хотя, возможно, ты и не помнишь. Тебе было только десять лет. Забавно, мама родила нас с разницей десять лет, и я рожаю этого ребенка через десять лет после рождения Лиа. Возможно, она станет второй мамой для этого ребенка, совсем как я когда-то стала второй мамой для тебя.

Женщины разговаривали почти шепотом, чтобы не беспокоить Уоттса. Он работал на ранчо и вызвался отвезти их в город. Дети, роды – темы, обсуждаемые исключительно женщинами, мужчины предпочитали слышать об этом как можно меньше.

– Аделина, ты не знаешь, как тяжело папа переживает это. Ты едва сказала ему хоть слово вчера или позавчера. Почему ты не разговариваешь с ним? Ты не знаешь, как сильно ранишь его.

Адди мятежно смотрела на Кейда, в то время как они оба прогуливались около коптильни и пинали древесные стружки.

– Ты не знаешь, как сильно он ранил

меня

, Кейд. Что бы ты сделал, если бы он запретил тебе видеться с одним из твоих друзей? Например, с той маленькой темноволосой девочкой, которую ты любишь навещать, Джинни или как ее там …

—Джейни.