Вторник, 8 сентября, 10.30

Внизу, в голубой дымке, поблескивал Гудзон, по глади которого скользил белый парус и еле двигался пароход.

Автомобиль поднимался вверх по узкой извилистой дороге. Два пассажира с интересом выглядывали в окошки. Ибо наверху, окруженные облаками, красовались средневековые башенки, каменные крепостные валы, зубчатые стены и древний церковный шпиль, торчащий среди деревьев.

Пассажиры посмотрели друг на друга.

— Начинаю чувствовать себя янки при дворе короля Артура,

[1]

— сказал один, слегка поежившись.

Пятница, 4 сентября, 15.30

В предыдущую пятницу, во второй половине дня (как гласит история, изложенная инспектором Таммом и дополненная отдельными фразами окружного прокурора), два человека — мужчина и женщина — сидели, крепко обнявшись, в гостиной апартаментов отеля «Грант» на углу Сорок второй улицы и Восьмой авеню в Нью-Йорке.

Мужчину звали Харли Лонгстрит. Это был высокий человек средних лет, с некогда могучей фигурой, изрядно потрепанной годами беспутной жизни, и нездоровой краснотой лица, одетый в костюм из твида. Женщина по имени Черри Браун — звезда оперетты — была смуглой брюнеткой со сверкающими черными глазами, свидетельствующими о дерзкой и страстной натуре.

Лонгстрит поцеловал ее влажными губами, и она свернулась калачиком в его объятиях.

— Надеюсь, они никогда не придут.

Пятница, 4 сентября, 18.00

Теперь они находились на задней площадке, пробиваясь локтями и коленями мимо сиденья кондуктора. Лонгстрит стоял у внутренней ступеньки. Черри Браун отпустила его левую руку, чтобы следовать за остальными.

Кондуктору наконец удалось втолкнуть пассажиров в вагон и закрыть желтые двойные двери. Задняя площадка была набита людьми, которые размахивали деньгами, но кондуктор не принимал их, пока двери не закрылись, и он не просигналил вагоновожатому, что можно ехать дальше. Разочарованная толпа, оставшаяся снаружи, ежилась под дождем.

Лонгстрит покачивался вместе с вагоном, сжимая долларовую купюру в правом кулаке над головами других пассажиров на задней площадке. Все окна были закрыты, и в вагоне царила невыносимая духота.

Продолжая выкрикивать команды, кондуктор выхватил купюру из руки Лонгстрита. Толпа напирала, и Лонгстрит рычал, как разъяренный медведь, но наконец получил сдачу и начал пробиваться к остальным. Черри Браун стояла впереди группы в самой середине вагона — она вцепилась в его правую руку и придвинулась ближе. Лонгстрит потянулся к петле на перекладине сверху.

Пятница, 4 сентября, 18.40

Комната на верхнем этаже депо выглядела неприветливо. Вдоль четырех стен установили скамьи, на которых молча сидели сопровождавшие Лонгстрита люди.

Доктор Шиллинг, шедший впереди двух ассистентов, которые несли труп на носилках, вошел в комнату следом за инспектором Таммом и сержантом Даффи. Он велел поставить ширму, и три медика с носилками скрылись за ней. Ни один посторонний звук не прерывал этот ритуал, руководимый бодрым медэкспертом. Компания Лонгстрита как по команде отвернулась от ширмы. Черри Браун тихо заплакала, прислонившись к дрожащему плечу Поллукса.

Инспектор Тамм, заложив руки за спину, задумчиво обозревал присутствующих.

— Теперь мы можем спокойно побеседовать о происшедшем, — начал он. — Я знаю, что вы все расстроены, но не настолько, чтобы не ответить на пару вопросов. — Они уставились на него, как школьники на учителя. — Сержант, вы говорили, что кто-то из этих джентльменов идентифицировал умершего как Харли Лонгстрита. Кто это был?

Пятница, 4 сентября, 19.30

Инспектор Тамм, направившись в общую комнату, застал там гротескную сцену: мужчины и женщины стояли, сидели, ходили, разговаривали, выражая нетерпение, страх, протест. Инспектор усмехнулся охранявшим их детективам и громко потребовал внимания. Все устремились к нему, осыпая вопросами и требованиями.

— Отойдите! — рявкнул Тамм. — Никаких жалоб, предложений и просьб. Чем спокойнее вы будете себя вести, тем скорее выйдете отсюда. Начнем с вас, мисс Джуэтт. Вы видели, как кто-либо положил что-то в карман убитого, — я имею в виду, пока он стоял перед вами?

— Я разговаривала с моим спутником… — Девушка облизнула губы. — Было очень жарко и…

— Отвечайте на вопрос! — прервал Тамм. — Да или нет?

Среда, 9 сентября, 9.20

На следующее после преступления утро окружной прокурор Бруно и инспектор Тамм озадаченно смотрели друг на друга через стол в кабинете Бруно. Рука прокурора нервно теребила пачку писем, а сопливый нос Тамма красноречиво свидетельствовал о долгом — и бесплодном — пребывании на утреннем холодном воздухе.

— Я в тупике, сэр, — заговорил инспектор ворчливым басом. — Поиски источников яда, пробки и игл ни к чему не привели. Похоже, никотин был не куплен, а либо изготовлен самостоятельно, либо извлечен из инсектицида, о котором упоминал Шиллинг. Что касается вашего мистера Друри Лейна, то черт меня побери, если мы не потратили время зря.

— Я бы так не сказал, Тамм, — возразил Бруно. — Не будьте неблагодарным. Думаю, вы недооцениваете этого человека. Конечно, он странный тип — живет в замке, в окружении старых чудаков, цитирует Шекспира…

— Ну, скажу вам, что думаю я, — буркнул инспектор. — Я думаю, он просто хвастун и морочит нам голову, утверждая, будто знает, кто убил Лонгстрита.

Среда, 9 сентября, 23.40

Огни Нью-Йорка, безоблачными вечерами расцвечивающие черное небо яркими узорами, в среду были почти полностью скрыты туманом, сгустившимся еще днем. С причала парома на стороне Нью-Джерси было невозможно разглядеть что-либо на другом берегу, кроме изредка мелькающих в туманной пелене точек электрического света. Паромы с освещенными от носа до кормы нижними палубами возникали из ниоткуда; призрачные суденышки осторожно пробирались вверх и вниз по реке. Отовсюду доносились гудки, предупреждающие о приближении речного транспорта, но даже эти звуки были приглушены туманом.

В похожем на амбар сооружении — зале ожидания — находились двенадцать молчаливых мужчин. В центре группы стояла наполеоновская фигура окружного прокурора Бруно, каждые десять секунд нервно посматривающего на часы. Инспектор Тамм бродил по просторному помещению, бросая резкие взгляды на двери и изредка появляющихся вновь прибывших. Зал был почти пуст.

Поодаль от группы детективов сидел мистер Друри Лейн, на чью причудливую фигуру пассажиры, ожидающие парома или поезда, поглядывали с удивлением, а иногда и с усмешкой. Белые руки актера сжимали набалдашник толстой терновой трости, торчащей между коленями. На нем был длинный черный плащ без рукавов с капюшоном, сброшенным на плечи. Густые волосы прикрывала черная фетровая шляпа с прямыми полями. Инспектор Тамм, время от времени посматривающий в его сторону, думал, что еще никогда не видел человека, такого старообразного по одежде и прическе и такого моложавого лицом и фигурой. Неподвижные чеканные черты могли принадлежать мужчине лет тридцати пяти. Он не столько игнорировал любопытство проходящих мимо, сколько пребывал в блаженном неведении относительно него.

Блестящие глаза были устремлены на губы окружного прокурора.

Среда, 9 сентября, 23.58

Железнодорожный зал ожидания уихокенского терминала на западном берегу находился в старом двухэтажном сооружении, массивном, как амбар в Бробдингнеге.

[22]

Железные балки пересекались на потолке, образуя причудливый рисунок. Высоко над полом, вдоль стен второго этажа, тянулась галерея, защищенная перилами, от которой отходили коридоры, ведущие в маленькие служебные помещения.

Изувеченный труп кондуктора Чарлза Вуда пронесли на брезенте через зал ожидания и подняли на второй этаж в личный кабинет начальника станции. Полиция Нью-Джерси очистила от железнодорожных пассажиров зал ожидания, туда препроводили пассажиров «Мохока»; им предстояло под охраной ждать сомнительного удовольствия в виде беседы с инспектором Таммом и окружным прокурором Бруно.

Сам паром по приказу Тамма был пришвартован к причалу. Расписание движения паромов срочно пересмотрели, а железной дороге позволили работать по графику, только кассу временно перенесли на перрон, куда пассажирам пришлось проходить через зал ожидания пристани. На борту «Мохока» оставались только служащие пристани, детективы и полицейские. В кабинете начальника станции маленькая группа окружила неподвижное тело. Бруно суетился у телефона.

Сначала он позвонил домой прокурору округа Гудзон Реннеллсу и быстро объяснил, что мертвец был свидетелем в деле об убийстве Харли Лонгстрита в Нью-Йорке, относящемся к его, Бруно, юрисдикции, и попросил разрешения провести предварительное расследование гибели Вуда, хотя его убили на территории Нью-Джерси. Реннеллс дал добро, и Бруно сразу же уведомил Главное полицейское управление Нью-Йорка. Инспектор Тамм взял трубку и потребовал прислать дополнительную группу нью-йоркских детективов.

Четверг, 10 сентября, 10.15

Крупный мужчина ерзал на стуле в кабинете инспектора Тамма в Главном полицейском управлении. Он теребил журнал, грыз ногти, жевал сигару, смотрел в окно на пасмурное небо, а когда дверь открылась, вскочил на ноги.

Некрасивое лицо Тамма было таким же мрачным, как погода снаружи. Войдя в кабинет, он бросил на вешалку пальто и шляпу и плюхнулся во вращающееся кресло позади стола, что-то ворча себе под нос и не обращая внимания на посетителя.

Инспектор вскрыл почту, отдал распоряжения по внутреннему телефону, продиктовал два письма секретарю и только тогда обратил дула суровых глаз на нервного визитера.

— Ну, Мошер, что вы можете сказать в свое оправдание? Вы рискуете еще до конца дня снова начать патрулировать улицы.

Четверг, 10 сентября, 12.30

Если бы инспектор Тамм и окружной прокурор Бруно присутствовали в «Гамлете» в четверг в половине первого, они бы не поверили своим глазам.

Они бы увидели Друри Лейна, чьи глаза и речь оставались нормальными, но чья одежда абсолютно не походила на обычную, а лицо под ловкими руками старого Куоси подвергалось удивительной трансформации.

Актер сидел на жестком стуле с прямой спинкой перед трельяжем, отражавшим его лицо полностью в профиль, в три четверти, а также виды сзади под различными углами. Яркая голубовато-белая электрическая лампа светила ему прямо в лицо. Два окна были полностью закрыты черными жалюзи, чтобы ни один лучик дневного света не проникал в эту комнату чудес. Горбун стоял, опустившись коленями на скамейку, лицом к хозяину; его кожаный фартук был испачкан румянами и усыпан пудрой. На столе справа от Куоси находились баночки и горшочки с пигментами, порошками и румянами, тонкие, почти невидимые кисточки, пучки человеческих волос различного цвета, а также фотография мужской головы.

Они походили на актеров со средневековой картины, а комната могла бы служить лабораторией Парацельса.

[25]

Просторное помещение было захламлено мусором; стенные шкафы с полками, заполненными причудливыми предметами, были открыты настежь; пол был усыпан прядями волос и покрыт следами порошков и мазей. В углу стоял аппарат, выглядевший пародией на электрическую швейную машинку. Вдоль одной из стен тянулась проволока, с которой свисало не менее пятидесяти париков различного размера, формы и цвета. В нише другой стены виднелись дюжины гипсовых человеческих голов в натуральную величину, негроидной, монголоидной и европеоидной рас, с волосами и лысых. Некоторые лица были спокойны, а некоторые выражали страх, радость, удивление, печаль, боль, насмешку, гнев, решимость, покорность, любовь, ненависть…

Пятница, 9 октября, 21.00

Мистер Друри Лейн исподтишка изучал лицо де Витта, который стоял среди группы друзей, улыбаясь и остроумно отвечая на шутки.

Актер испытывал удовлетворение ученого, который после долгих экспериментов находит то, что искал. Ибо Джон де Витт являл собой наглядный пример в деле изучения характеров. По истечении шести часов процесса он превратился из человека, облаченного в непроницаемую броню, в радушного хозяина и увлекательного собеседника. С того момента, как пожилой старшина присяжных объявил вердикт «невиновен», открывающий ворота тюрьмы, де Витт сбросил броню молчания.

Группа собралась в апартаментах отеля «Ритц». В одной из комнат стоял длинный стол, богато сервированный, уставленный бокалами и цветами. Присутствовали оживленная и порозовевшая Жанна де Витт, Кристофер Лорд, Франклин Эйхерн, безукоризненно одетый Луи Эмпериаль, Лаймен и Брукс и, наконец, Друри Лейн.

Пробормотав извинение, де Витт отошел к углу, где стоял актер. Двое мужчин посмотрели друг на друга.

Пятница, 9 октября, 23.55

За несколько минут до полуночи сопровождающая де Вита компания вошла в железнодорожный терминал Уихокена — серый, похожий на амбар зал ожидания с железными балками на потолке и галереей, тянувшейся вдоль стен над головами. В помещении было мало народу. В углу, возле одной из дверей на перрон за прилавком камеры хранения, дремал клерк; еще один человек зевал в газетном киоске; длинные скамейки пустовали.

Смеющаяся компания вошла в полном составе, за исключением Фредерика Лаймена, который еще в отеле принес извинения и отправился домой. Жанна де Витт и Лорд побежали к газетному киоску, улыбающийся Эмпериаль последовал за ними. Лорд купил большую коробку конфет и с театральным поклоном преподнес ее Жанне. Эмпериаль, не позволив превзойти себя в галантности, приобрел пачку журналов и, щелкнув каблуками, предложил ее девушке. Жанна, закутанная в меха, с румяным лицом и блестящими глазами, засмеялась и, взяв под руки обоих мужчин, подвела их к скамье, на которую они сели, весело болтая и поглощая конфеты.

Четыре остальных члена группы направились к кассе. Де Витт посмотрел на большие часы над газетным киоском — стрелки показывали четыре минуты первого.

— Ну, — весело сказал он, — наш поезд отходит в 0.13 — у нас есть еще несколько минут.

Суббота, 10 октября, 0.20

Компания разделилась на две группы: Жанна, Лорд и галантный Эмпериаль сели впереди вагона, а де Витт, Лейн, Брукс и Эйхерн заняли места в центре друг против друга.

Поезд еще стоял в Уихокене, когда адвокат, разговаривавший с де Виттом, повернулся к сидевшему напротив Друри Лейну и сказал:

— Знаете, мистер Лейн, меня очень заинтересовали ваши слова о «нескончаемых годах», спрессованных в минуты, когда подсудимый ожидает вердикта, обрекающего его на смерть или отпускающего на свободу. Нескончаемые годы! Изящная фраза, мистер Лейн…

— Скорее точная, — поправил де Витт.

Позже

Сверкающий огнями поезд, похожий на беспомощную гусеницу, стоял на ржавом запасном пути станции Тинек. На перроне суетились человеческие фигуры. Из ночной тьмы вынырнул автомобиль и резко затормозил у перрона. Несколько человек выбрались наружу и устремились к поезду.

Это были Тамм, Бруно, доктор Шиллинг и несколько детективов.

Они быстро прошли мимо группы людей — машиниста, контролеров, служащих станции, — тихо переговаривающихся возле поезда. Тамм постучал кулаком в дверь заднего вагона. Папаша Боттомли открыл дверь и спустил железную лестницу.

— Полиция?

Суббота, 10 октября, 3.15

Окружной прокурор Бруно, инспектор Тамм и маленькая группа людей сели в полицейский автомобиль и поехали от запасного пути на станции Тинек в сторону Нью-Йорка.

Долгое время двое мужчин сидели молча, погруженные в водоворот бешено вращающихся мыслей. Мимо в темноте проносилась сельская местность Нью-Джерси.

Наконец Бруно открыл рот, но слова заглушил рев мотора.

— А? — крикнул Тамм.