1
На деревянном с золотом троне восседал старец. Старец, не старец Один. Можно было бы сказать — Бог, но он сам ссылался на своего Бога.
Можно было бы сказать — Колдун, но, по чести сказать, — язык не повернется. Никому и никогда от него не то, чтобы плохо, неприятно не было.
Ум его был огромен и велик, и представлял собою несметное воинство. Но даже воинство это склонялось пред силою, именуемою любовью…
Пещера, в которой восседал на деревянном троне Один, напомнила писателю Элевсинские театры. Те самые места массовых посвящений, что некогда получили название Мистерий.
«Театр под открытым небом. Театр Под Луной! — Вдохновлялся писатель. Красиво!»…
2
…Солнце быстро садилось.
Это — совершенно потрясающее зрелище, застало писателя врасплох. На какой-то миг, у него даже мелькнула уверенность, что пойди он теперь вон по той тропинке, он и не заметит, как окажется в иных мирах. В тех самых мирах, что были отмечены Солнцем. Вернее — его Закатом.
Он испытывал неутолимую жажду. Он готов был поминутно пить. Вода, влага — стали навязчивой идеей. Он не просто хотел пить. Он страдал от невозможности стать губкой, впитывающей влагу. Он готов был принять ее всем своим естеством, принять тотально… отдаться влаге…
В груди писателя отозвалось нечто.
Отозвалось непонятным ему ощущением.