Кукольник

Олди Генри Лайон

Лючано Борготта по прозвищу Тарталья — человек с трудной судьбой. Юный изготовитель марионеток с захолустной планеты Борго. Невропаст, мастер контактной имперсонации, исколесивший с гастролями половину Галактики. Сиделец печально известной тюрьмы Мей-Гиле на первобытной Кемчуге; позднее — младший экзекутор. Директор театра «Вертеп», возглавивший группу крепостных крестьян графа Мальцова, помещика-филантропа. Подследственный на вудунском курорте Китта; раб помпилианского гард-легата Гая Октавиана Тумидуса, гребец в ходовом отсеке галеры.

Что дальше?

Звезды не дают ответа.

«Ойкумена» Г. Л. Олди — масштабное полотно, к которому авторы готовились много лет, космическая симфония, где судьбы людей представлены в поистине вселенском масштабе.

Пролог

Обе луны, Розетта и Сунандари, взошли рано.

Плывя в светло-лиловом, глянцевитом, словно его натерли цветным воском, небе, спутницы планеты без лишней суеты преследовали друг друга. Куда спешить, если погоня — лишь способ скоротать вечность? Сегодня, вчера, на прошлой неделе, тысячу лет назад они делали то же самое, не балуя зрителей оригинальностью. Зрители, в свою очередь, не спорили с красавицами, веками любуясь соперничеством лун и тем, как закат ручьями стекает за шиворот горизонта.

Орхидеи, над которыми днем жужжали осы и шмели, смежили венчики. Их поздние сестры, готовясь к ночному визиту бабочек-бражников, сделались похожи на гроздья облаков. Усилившись, аромат цветов волнами струился над зарослями папоротника. Облака вдали, над рощей криптомерий, не остались в долгу, став похожими на орхидеи: волнистые, легкие, с желто-розовыми прожилками по краям и пятнышками кармина в середине.

— Красиво…

— Да уж…

Часть первая

Китта

Глава первая

«Вертеп» едет на гастроли

— Уважаемые пассажиры!

Бархатное контральто бортовой информателлы потекло со всех сторон, усиливаясь и привлекая внимание. Впрочем, звук быстро сконденсировался в стандартной точке: над дверью каюты, на фут ниже мерцающего потолка.

— Наш грузопассажирский лайнер 2-го класса «Протей» успешно завершил РПТ-маневр и вышел на финальный отрезок траектории. Экипаж рад приветствовать вас в системе альфы Паука…

На всякий случай информателла пустила в эфир запись бурных и продолжительных аплодисментов. То ли экипаж таким образом приветствовал пассажиров, то ли пассажиры благодарили экипаж за успешный маневр.

Контрапункт

Лючано Борготта по прозвищу Тарталья

(сорок лет тому назад)

Иногда мне кажется, что реальные события и воспоминания о них имеют между собой мало общего. Прошлое — спектакль. Каждый раз его приходится играть заново. Вспоминая, я беру в руки и заставляю танцевать незнакомую куклу, другую, совсем не ту, что танцевала вчера или на прошлой неделе. Комплексы, неврозы, возрастные изменения, застенчивость и гордыня, сомнения и уверенность — все новые нити тянутся к кукле, прорастая в колени, локти, виски, стопы и ладони. Я чувствую: они щекочут тело памяти. Кукла пляшет, как взбесившийся шаман, дергая конечностями и содрогаясь в конвульсиях, а я думаю:

«Это я? Неужели это я?»

И радуюсь, что завтра, когда мне взбредет в голову блажь снова окунуться в реку времени, я буду иной: и тот, который смотрит из неподвижного сегодня, и тот, который пляшет в изменчивом вчера.

Тетушка Фелиция учила, что марионеток нельзя хранить в сундуке или ящике. Марионетки должны висеть на специальном крюке. Это правильно, утверждала тетушка Фелиция. В детстве я не понимал: почему? Сейчас я вырос и частично согласен с тетушкой: мы танцуем, пока однажды нас не положат по ошибке в ящик. Но висеть — тоже удовольствие не из первых…

Глава вторая

«Вертеп» показывает класс

— Бвана не забыл?

— Не забыл. У бваны память, как у справочного оракула.

Лючано сунул карточку в лягушачий рот и дважды нажал на рожки. Ответный «квак», похожий на отрыжку, вполне удовлетворил Г’Хангу, который исполнил короткий, но зажигательный танец.

— Выгружайтесь и стойте здесь, — скомандовал Тарталья труппе, жестом приказывая не смотреть на танцующего пигмея. — А ты, уважаемый, оставил бы номерок для связи? Бване понадобится транспорт. Сегодня вечером, да и вообще…

Контрапункт

Лючано Борготта по прозвищу Тарталья

(тридцать лет тому назад)

Бывают дни, когда я сожалею о выборе профессии.

Кто я — невропаст Тарталья? Актер? — нет. Выпусти меня на сцену, поставь перед линзами голокамеры — я даже не смогу как следует сказать: «Ваш рейс, синьор!» Я не умею, я знаю, как должно быть. Я могу подсказать, подправить, видоизменить, но только в одном случае: мне нужен исходный материал. Я не творец, я суфлер.

Не рассказчик — подсказчик.

Да и суфлер я с недавних пор никудышный. Хорош суфлер, который в любой момент может высунуть из будки ствол парализатора и вместо реплики подать актеру славненький разрядик…

Впрочем, бывают дни, когда я…

Глава третья

Злодей и рабовладелец

…Утро вползало в окно тихим шорохом прибоя, криками чаек, соленым дыханием бриза и золотистым лучиком солнца, который наконец пробился сквозь жалюзи…

Ах, если бы!

Так утро могло вползать в окошко частного бунгало на берегу океана, стоимостью как минимум семьсот экю в сутки. А здесь, в Синем краале, в дешевом отеле «Макумба» — добрых сорок миль от знаменитых пляжей Шин-Бунга! — такого чудесного утра просто не могло быть. Снаружи, вместо чаек и бриза, гудела, громыхая мусорными баками, допотопная «помойка» на воздушной подушке. Не требовалось выглядывать в окно, чтобы это определить. Сей звук будил Лючано сотни раз во время бесконечных гастролей «Filando», где он начинал карьеру невропаста.

«На любой обитаемой планете, — размышлял он, зная, что сон удрал без возврата, — есть гостиницы типа „Макумбы“. А на задах этих отелей высятся горы дюралевых баков для отходов. И ранним утром их неизбежно опустошает водитель шумного драндулета, гордости местной службы ассенизации. Терпи, кукольник. Это судьба в облике вездесущей „помойки“…»