Цубаки остановилась.

Ее терзали голод и жажда. Рот изнутри покрылся язвами, а желудок, похоже, сжался в крохотный кулачок. Цубаки вышла из Фуджиоки всего месяц назад, но серая, жестокая пустыня изнурила ее, превратила в живой скелет. Дома она заверяла мастера Шиппея, что отомстит и вернется в течение недели — но она ошибалась. Она уже начала думать, что никогда не доберется до Фукурана — гнусные, малодушные мысли. Цубаки изо всех сил гнала их прочь.

«Я дойду, — монотонно думала она, с трудом переступая ногами. — Дойду».

От жары мысли путались, и терялось ощущение времени. Казалось, что она уже вечно так идет — по пыльной каменистой дороге, сквозь безрадостные поля, мимо рухнувших зданий времен Войны одного дня, минуя остовы гигантских машин.

Она остановилась.

Посреди двора стояла Изабель Ланкастер — огромная, четырехметровая, спокойная и тяжелая, в полном экзоскелете, со стальными вставками на щеках, с татуировкой, что спускалась к подбородку вдоль левого глаза. Она стояла, несокрушимая, как самое воплощение воли Земли, и неспешно разминала квадратные металлические пальцы, готовясь к бою. А ведь эта махина когда‑то была беззащитной крохой, розовым младенцем, подумал Жон. Поразительно. Она была красива. И как она согласилась на модификацию? Чего ей это стоило? Когда мужчина подает заявку на «перепахивание», никто не возражает. Но мы недалеко ушли от наших патриархальных предков, и женщина, добровольно отказавшаяся от всех своих женских признаков, позволившая хирургам перекроить и изуродовать свое тело в угоду прикладной функциональности, по–прежнему нас шокирует.

Хальфсен тоже готовился к бою. Инеистый великан, скинув с себя меховую куртку и потемневшие от ржи доспехи, обтирал свой бочкообразный торс снегом. Он был низким, для турса, но ростом все одно превосходил Изабель на две головы. Турсены вообще ребята большие и крепкие.

«Надеюсь, жалость и милосердие ей вырезать не стали, — шмыгнул носом Жон. — А то бедолаге Хальфсену точно не поздоровиться».

Рядом недовольно пыхтел Шейд, кутаясь в соболиную мантию. С его длинного острого носа стекала капелька конденсата. Великанша Сигне, двигаясь как можно осторожнее — с ее огромным телом это было совсем непросто — поднесла Шейду поднос с вскипяченным вином, но он лишь отмахнулся от нее, как от мухи.

— Почему она без знамени? — недовольно спросил Шейд. — Она вообще‑то там за всю Землю сражается. Где знамя?