— Мне это не нравится, — тихо сказал Арриан.

Командная палуба «Везалия» была тускло освещена: фрегат готовился покинуть орбиту Гармонии. Сервиторы горбились в своих колыбелях управления, приглушенно гудя между собой на бинарном наречии, внося мельчайшие изменения в запланированные траектории и отслеживая суда III легиона, блуждавшие поблизости, словно неусыпные стражи. Эйдолон не оставил им ни единого шанса на побег.

— Как и мне, но свободы выбора в этом вопросе у нас мало. — Фабий взглянул на апотекария. — Можешь не сомневаться, я не намерен покорно принять судьбу, Арриан. Сохраняй бдительность и осторожность. И будь готов.

Отчеты о стыковке эхом разнеслись по кафедре наблюдения, когда летательные аппараты III легиона скользнули в ангары, не использовавшиеся веками. Впервые за долгое время «Везалий» принял у себя боевую группировку Детей Императора.

— Для чего? — спросил Арриан.

Фабий стоял, вытянувшись по струнке, на мостике, наблюдая за течениями Эмпиреев, омывающими корпус «Везалия». Корабль напевал сам себе. Каждые перекрытие и переборка слабо сотрясались от этого звука. Время от времени бесшумные копья погибели вырывались из передних башенных установок, чтобы уничтожить обломки, которые попадались на пути фрегата. То были смятые остатки забытых миров и заблудившихся звездолетов, затерявшиеся в потоках варпа столетия назад, а то и на десятилетия впереди.

Трудно было сказать, сколько прошло с того дня, как они покинули Гармонию, то погружаясь, то выплывая из Паутины. Хронометр его брони показывал случайные числа, а также знаки, которые вовсе не были цифрами. Он уже давно привык терять время, но в данный момент его это угнетало. Тревога разъедала стену его спокойствия сродни медленно действующей кислоте. Он думал о младенце — нет, о ребенке, тихо сидящем в его лабораториуме. Пока что никаких признаков аномалии у него не наблюдалось, равно как и следов мутации, поразившей столь многих в прошлые разы.

Уже одно это заставляло его осторожничать. Клон дремал с тех пор, как Абаддон изгнал Фабия с Гармонии, а значит, плод на протяжении эпох вынашивался во тьме. Это казалось невероятным, если не невозможным. И тем не менее это было правдой. Идеальный Фулгрим, каким он, наверное, был тысячелетия назад. Или, возможно, каким он всегда должен был быть.

Эта мысль не давала ему покоя, выбивая у него почву из-под ног. Злой рок, фатум, судьба — все это служило оправданием для людей низшего порядка. В действительности значение имели только целеустремленность и намерения. Но эта находка разрушила все некогда железобетонные доводы и убеждения. Поэт в нем не мог не усмотреть здесь некий грандиозный замысел, что в высшей степени расстраивало Фабия-скептика, поскольку так все только запутывалось. А без ясности наступала неуверенность.

Он надеялся, что его нерешительность — просто остаточный эффект встречи с Квестором. Голова по-прежнему болела после ментального вторжения демона; и все же старший апотекарий подозревал, что его нынешнее состояние связано с этим лишь отчасти. Еще одну причину он видел в том, что не бросил Эйдолону вызов, а доверился ему с целью ослабить других и сохранить превосходство, за которое так цеплялся. Но Фабий был слеплен из более твердого материала, а его разум был подобен цитадели, захватить которую не так легко.

Лабораториум наполнял фоновый шум — щелчки производящих вычисления когитаторов, слабое журчание химической посуды, гудение энергопроводов. Поверх же мягко струилась музыка. Композиция из античных времен, сыгранная руками давно умершей женщины, записанная и распространяемая ее почитателями на протяжении веков. Поклонники утверждали, что услышать ее голос — значит прикоснуться к божественному.

Фабий находил звучавшую мелодию весьма недурственной. Пусть ей не хватало оригинальности, она обладала определенным изяществом. И то, как много людей сделали ее популяризацию смыслом своего существования, в очередной доказывало, что человечество в своем нынешнем виде было непоправимо испорчено.

Конечности хирургеона сверкнули, рассекая и очищая тело на смотровом столе, где лежал космический десантник, один из последователей Фалопсида. Гончие свалили его на артиллерийской палубе, но передали собранный урожай своему благодетелю. И сейчас, когда ему не оставалось ничего другого, кроме как ждать, пока они не достигнут границ Мальстрима, Фабий наконец обратил внимание на доставленные ему трупы.

Мертвый воин был раздет догола, ставшие теперь ненужными ему доспехи валялись в дальнем углу. Пусть силовая броня больше и не функционировала в традиционном плане, скорее напоминая пустой панцирь какого-то ракообразного, тем не менее что-нибудь с ней придумать еще было возможно. Как минимум она сгодится для его экспериментов с призрачной костью.

Сам же астартес казался куда менее полезным. Мутации были слишком обширными, дойдя до клеточного уровня. И все же его останкам можно было найти применение. Лезвия хирургеона и плазменный резак обрабатывали губчатую кожу, срезая слои жира и неестественно разросшихся мышц. Черный панцирь, как и большинство прочих имплантатов, полностью поглотила мутировавшая плоть. Повезло, что сохранились прогеноиды: они находились в шероховатом яйце из изменившего свое назначение панциря, будто спрятанное сокровище.

Пока «Везалий» бесшумно мчался по обветшалому отрогу Паутины, Фабий наблюдал искаженную помехами пикт-передачу, где проносились сломанные рифы из чужеродной материи цвета кости и токсичные облака демонического вещества. Спустя мгновение в почерневших спиралевидных недрах раздался аварийный сигнал, рассеявший стаи и косяки нерожденных перед фрегатом. Время от времени границы поля Геллера поражали одно из этих скоплений невозможных извивающихся жизненных форм, и тогда демоны испарялись сотнями, к огромному удовольствию их более умных и проворных сородичей.

Оборонительные турели отслеживали отдаленные силуэты, такие же крупные, как у любого военного корабля, когда те пробирались через искривленный небосвод подпространства. Обитавшие в Паутине великаны, похоже, не намерены были показываться — по крайней мере, в данный момент. Поэтому звездолет пока что двигался к мерцающим вдалеке прямоугольным паутинным вратам без каких-либо происшествий, чему Фабий, запершийся в своей лаборатории, был несказанно рад.

Он стоял в третичном стратегериуме, расположенном в предкамере апотекариона, и, довольный, следил за продвижением судна. Столетия назад функции командной палубы втайне подчинили стратегериуму, что позволяло ему общаться с Вольвером и экипажем напрямую без необходимости терпеть присутствие Алкеникса или кого-то из его сторонников у себя за плечом. Что бы там себе ни возомнил префект, корабль по-прежнему принадлежал Фабию и только ему.

— Повернуть по часовой сенсорный комплекс на два градуса, — приказал он, коснувшись одного из голографических дисплеев, которые роились вокруг него, словно мухи.

— Широкий диапазон, — подтвердил монотонный голос сервитора, и подача сигнала возобновилась с добавлением еще одной проекции.

Боевой сервитор пошатнулся, задрожал и наконец упал, расплескав свои ядовитые соки по всей палубе. Удар Арриана почти оторвал голову от укрепленной шеи. Противостоявшая ему модель была довольно уродливой: всему виной — сочлененные ноги, конечности-клинки и ссохшаяся человеческая голова, помещенная в оболочку какого-то большого насекомого. Как и любой другой, с кем ему довелось столкнуться с начала тренировки, этот киборг тоже нисколько не приблизился к тому, чтобы поранить его.

Когда позади с шипением открылись двери и кто-то вошел в комнату, Арриан проигнорировал его и огляделся. Кем бы ни был гость, его намерения станут известны достаточно скоро. По камере были раскиданы разбитые и подергивающиеся части механических тел — Пожиратель Миров расправился более чем с дюжиной машинных рабов, и позже ему предстояло заняться починкой, поскольку их было не так много, чтобы позволить себе просто выбросить сломанных. Кроме того, после каждой встречи с ним они чему-то учились. Отремонтированные и перевооруженные, они могли оказаться немного более сложной задачей в следующий раз. А может, и нет.

— Приберите, — приказал Арриан, скользнув латной перчаткой по лезвию, чтобы очистить его от масла и выделений. Пробирочники тут же поспешили наводить в камере блеск, при этом тихонько кряхтя. Сейчас их было больше, чем он привык видеть. С каждым разом их число увеличивалось, и он задавался вопросом, какое это уже поколение. Сотое? Двухсотое? Без вскрытия определить было невозможно.

— Впечатляет, Пожиратель Миров.

Арриан обернулся, размазывая жирные отпечатки рук по ровным поверхностям своего доспеха.