Аннотация:

        Портрет Ленина на стене по своему обыкновению хитро прищурился, когда Иосиф Виссарионович глубоко затянулся, выпустил дым и, указывая черенком трубки на Каменева, спросил:        - Так вы, Сергей Сергеевич, говорите, что у товарища Белякова дома живёт крылатая собака?        - Верно, товарищ Сталин, - подтвердил нарком обороны, продолжая выкладывать на стол пакеты и свёртки с подарками, привезёнными из колхоза имени Столыпина. - Я его сам видел.        Молчавший до того Патриарх погладил бороду, которую он был вынужден стричь коротко, чтобы не закрывала боевые награды, уточнил:        - Александр Фёдорович ничего про генералов Архангельского и Раевского не говорил?        - Нет. А должен был?        - Это их пёс, - пояснил Алексей Львович. - Забавный. Я с ним ещё на "Челюскине" познакомился.        - И я, - кивнул Сталин. - Только это не она, а он. Но тогда без крыльев был.        - А почему, собственно, их собака? - спросил Каменев. - Может, просто мутация какая?        - Ещё скажите - уродство, - укоризненно покачал головой Патриарх.        - Не скажу.        - И не надо!        Иосиф Виссарионович постучал по столу, привлекая внимание:        - Не нужно спорить, товарищи. Давайте лучше сами посмотрим и решим - это тот самый Такс, или совсем другой. И если наши догадки верны, то стоит приложить максимальные усилия для установления связи с Гавриилом Родионовичем и Изяславом Родионовичем.        - А зачем? - не понял нарком.        Сталин и Акифьев молча переглянулись. Каменев не присутствовал при памятном разговоре на "Челюскине", а сами они не афишировали контакты таинственных генералов с неким лесником из Конотопа, известным как старец Кузьмич. Конечно, кое-какие вопросы появились два года назад, когда в кремлёвском кабинете вдруг открылся неизвестный передовой советской науке переход. А перед тем по громкой связи все услышали знакомый картавый голос. Тогда всё удалось объяснить, точнее - ничего не объяснять, сославшись на режим строгой секретности. Позже решено было картавость считать всеобщей слуховой галлюцинацией, вызванной некачественной "Хванчкарой", а светящийся прямоугольник с надписью "Сделано в СССР" - новой разработкой инженеров Нижегородской радио-лаборатории имени Бонч-Бруевича, штукой жутко дорогой, и применяемой только в исключительных случаях.        - Так нужно, - объяснил Патриарх. - Партия сказала - надо!        - Тогда понятно, - с облегчением произнёс нарком обороны. Действительно, партия порой требовала столь очевидные глупости, что наличие ещё одной абсолютно ничего не меняло. - Так я сейчас Александру Фёдоровичу позвоню.        С этими словами Сергей Сергеевич уселся в кресло хозяина кабинета, одной рукой снял трубку с телефонного аппарата, а другой машинально достал из кармана футляр с толстой сигарой.        - Каков наглец, а? - шепнул Сталин на ухо Патриарху.        - Жалко, что ли? - так же тихо удивился Алексей Львович. - Пусть курит.        - Да я про кресло.        - Так не насовсем.        Каменев тем временем для чего-то дунул в трубку и попросил:        - Алло, барышня, соедините меня... Что? А, здравствуйте, товарищ Поскрёбышев, соедините меня с Беляковым, пожалуйста... Что? Нет, зачем мне лётчик? Председатель колхоза нужен...        Дожидаясь ответа, нарком прикурил, и блаженно прищурившись, откинулся на спинку. Но вот в аппарате что-то хрюкнуло на весь кабинет, и Сергей Сергеевич громко крикнул в трубку:        - Александр Фёдорович, добрый вечер! Узнал?... Что? Нет, ничего не забыл... Голова? Спасибо, уже не болит. Я вот по какому вопросу... Что? Наоборот, сам приезжай. Ага, серьёзно тебе говорю... И товарищ Сталин приглашает... Как это? Да ты понимаешь что...        Каменев прикрыл трубку ладонью и повернулся с удивлённым лицом:        - Он сказал, что не сможет приехать.        - Что значит, не сможет? - поразился Патриарх. - Его сам Иосиф Виссарионович просит, а он... Прокляну!        - Да погодите вы вот так сразу обвинять, - вступился за председателя Сталин. - Могут же быть у человека, у уважаемого и заслуженного человека, между прочим, веские причины. Зачем сразу анафему? Вот из-за таких как вы, товарищ Акифьев, нас в будущем будут какие-нибудь либералы упрекать в излишней жестокости.        - Господь с вами, товарищ Сталин, - перекрестился Алексей Львович. - Откуда на Руси либералам взяться? Они ведь появляются только от полового бессилия... Надо же куда-то нерастраченную энергию девать? Ну, или от полной невостребованности, если женский вариант рассматривать. Так что не беспокойтесь - наш народ в этом плане ещё о-го-го какой!        - У Александра Фёдоровича уже шестеро детей.        - И я говорю... Какой же он либерал?        - Вы меня совсем запутали, товарищ Акифьев, - отмахнулся Иосиф Виссарионович. - Сергей Сергеевич, что там за причина?        - Сенокос у них, - пояснил нарком, - а потом сессия. Или наоборот, я точно не разобрал.        - А вот это вы зря, товарищ Каменев. Настоящие большевики всегда должны быть точны в формулировках. Пусть ваше слово будет да - да, нет - нет. А остальное - от лукавого, - Сталин вдруг осёкся. - Постойте, какая ещё сессия?        - Да он в сельскохозяйственный институт поступил. На вечернее отделение.        - Зачем ему это? Вот у нас половина наркомов с церковно-приходской школой, и ничего.        - Ага, а некоторые даже иешиву заканчивали, - не смог удержаться от реплики Акифьев. - Потому мы до сих пор не государство рабочих и крестьян, а страна недоучившихся аптекарей и семинаристов.        - Вы на кого намекаете, Алексей Львович? - обиделся Сталин. - Я учёбу бросил, чтобы заняться... хм, будем считать, что революционной деятельностью.        - Я намекаю? - удивился Патриарх. - Наоборот, открытым текстом говорю, что и вам, Иосиф Виссарионович, стоит пойти учиться. Постойте-постойте, про самообразование знаю... Это похвально.        - Так в чём же дело?        - А в том! Вот ехал давеча по Москве, а кругом плакаты, а на них - "Комсомолец - на самолёт!" Тьфу! Да их за парту нужно, а не на самолёт. Который, между прочим, ещё сделать нужно, а некому. У нас ведь рабочие на заводах до сих пор чертежи читают с помощью молитвы и какой-то матери, - Алексей Львович расходился не на шутку, и в последних фразах уже не думал о субординации. - Знание - сила, неграмотность - грех. А просерешь страну - прокляну!        Каменев так и сидел, зажимая трубку ладонью, и боясь привлечь к себе внимание. Виданное ли дело - перечить самому товарищу Сталину? Причём из-за какой-то мелочи. Даже не столько перечить, сколько просто орать на него, тыкая пальцем чуть не в нос. Раньше и за меньшее можно было поплатиться головой. Правда, после памятного перелёта с Чкаловым на север вождь неуловимо изменился характером, но всё же...        Но у Иосифа Виссарионовича была другая точка зрения на сегодняшнюю ситуацию. В разговорах с Патриархом наедине, у них не раз доходило до ругани, причем, чем громче Акифьев кричал, тем более он потом оказывался прав.        - Только не кипятитесь, Алексей Львович, - спокойным голосом произнёс Сталин. - Вы можете предложить что-то конкретное?        - Конечно, могу. Отчего бы не предложить? Пример нужно народу показать. Придётся вам, Иосиф Виссарионович, пойти учиться. Хотя бы заочно. И лозунг выдвинем - "Коммунисты в аудиторию!"        - И тоже в сельскохозяйственный, как товарищ Беляков?        - А почему бы и нет? - Патриарх усмехнулся в седую бороду. - Большевики - агрономы душ человеческих. А если серьёзно, то хоть в консерваторию. Нет... туда, пожалуй, не стоит. А в остальном - без разницы. Главное - подать это правильно. Пусть Булгаков озаботится.        - И чего он там напишет?        - Правду и напишет. Комсомольскую. Да хоть пионерскую - нам всё равно нужен положительный пример. И начнём с вас.        - Но почему я? - сопротивлялся Сталин. - У меня времени даже на личную жизнь не хватает.        Акифьев глубоко задумался, и через некоторое время его лицо осветилось отблесками откровения свыше.        - Личная жизнь, говорите? А может вам жениться, Иосиф Виссарионович? А то все люди как люди...        - А я?        - А вы не о себе, о стране подумайте.        Сталин положил потухшую трубку на стол и произнёс твёрдым голосом:        - Так, когда в институтах вступительные экзамены?        Вопрос был вполне риторическим, и потому отвечать на него никто и не собирался. Нет таких университетов, в которые не могли бы поступить большевики. И вообще, пусть теперь у ректоров голова болит по этому поводу.        - Ну, так что сказать Белякову? - напомнил о себе Сергей Сергеевич.        Иосиф Виссарионович внимательно посмотрел на Патриарха, отчего тот сразу же категорически заявил:        - Я не поеду. У меня через два дня всесоюзный съезд муфтиев начинается.        - Не понял, - Сталин удивлённо вскинул брови, - а вы к ним какое отношение имеете? Разве они подчиняются Московской Патриархии?        - Конечно, нет, - ответил Акифьев. - Но, как секретарь партийной организации... Просто обязан присутствовать.        - А вы? - вождь перевёл взгляд на наркома обороны.        - И у меня не получится, товарищ Сталин. Завтра улетаю на Корсику.        - На совместные учения? Кстати, кто догадался назвать их "Лиса и виноград"? Мне, конечно, плевать на мнение англичан, но такой явный намёк им не понравится.        - А что, разве плохое название? Товарищ Ворошилов вообще сначала предлагал "Шок и трепет".        - Ну, это уж слишком.        - Вот и я о том же - скромнее нужно, - кивнул Каменев. И добавил, опять вспомнив про телефон: - Давать отбой?        - Да, ничего не говорите, - согласился Иосиф Виссарионович. - Пусть это станет сюрпризом.