Парень, сидевший в тесном полутемном гостиничном номере на стуле с потертой обивкой, сквозь прорехи в которой торчала вата, кажется, задремал и стал клевать носом. Парень был высокий, мощного телосложения, с татуировкой на спине в виде змеи, которая выглядывала из ворота рубашки. Его длинные руки безвольно лежали на подлокотниках стула. Из коридора в комнатушку проникал тошнотворный запах готовящейся пищи. Орал включенный телевизор. В углу комнаты стояла узкая неубранная кровать, занимавшая большую часть грязного, покрытого пятнами грубого ковра. Ящики комода выдвинуты, на полу валялась одежда, которую парень принес с собой. На нем были джинсы, рубашка с коротким рукавом и тяжелые ботинки. Грязь, прилипшая на подошвы, подсыхая, понемногу отваливалась и падала на ковер. Вдруг парень широко открыл холодные как лед голубые глаза, всхрапнул, вскинул голову и насторожился. У него был сверхъестественно развитый слух. Он снова закрыл глаза и прислушался. Потом встал и схватил пиджак. Как только парень поднял голову, татуировка в виде змеи снова исчезла под рубашкой.

Люк Квентин бесшумно перелез через подоконник и, закрыв за собой окно, спустился по пожарной лестнице. Стоял холодный нью-йоркский январь. Квентин прожил в городе две недели, а до этого побывал в Алабаме, Миссисипи, Пенсильвании, Огайо, Айове, Иллинойсе, Кентукки, навестил приятеля в Техасе. Он путешествовал много месяцев. Если подворачивалась работа, работал. Ему немного было надо. Квентин привык обходиться малым. Крадучись, словно пантера, он уже шел по улице Ист-Сайда, когда люди, шаги которых он услышал, едва успели дойти до его номера в гостинице. Он не знал, что это были за люди, но не стал рисковать. Наверняка это полицейские. Дважды отсидев в тюрьме — за подделку кредитной карточки и грабеж, — Квентин хорошо знал, что бывший заключенный всегда первым окажется под подозрением, что бы ни случилось. Дружки из тюрьмы называли его Кью.

Он остановился, чтобы купить газету и сандвич, поежился от холода и не спеша пошел дальше. В иных обстоятельствах его можно было бы даже назвать красивым за атлетическую фигуру и правильные черты лица. В свои тридцать четыре года он пробыл в тюрьме в общей сложности десять лет. Отсидел от звонка до звонка, так и не получив досрочного освобождения. Зато теперь был свободен как ветер, гулял на свободе уже два года и до сих пор ни в какие истории не попадал. Несмотря на свой рост, он умел раствориться в любой толпе. У него были неприметные рыжевато-белокурые волосы, светло-голубые глаза, время от времени он отпускал бородку.

Квентин шел на север и, дойдя до Сорок второй улицы, свернул к западу. Там зашел в кинотеатр, расположенный на Таймс-сквер, и, сидя в темном зале, заснул. Когда он вышел из кинотеатра, была полночь. Вскочив в автобус, Квентин направился назад, в деловую часть города, полагая, что к этому времени визитеры, приходившие ранее, кем бы они ни были, успели уйти. Не иначе кто-нибудь из обслуживающего персонала гостиницы сообщил полицейским, что он бывший заключенный. Правда, татуировки на руках и без того с головой выдавали его знающим людям. Он просто не хотел присутствовать при обыске и надеялся, что к нему утратят интерес, когда ничего не найдут в комнате. Когда он вернулся в свою мрачную гостиницу, было половина первого ночи.

Квентин поднимался по лестнице. Лифты казались ловушками — он предпочитал двигаться в открытом пространстве. Клерк за конторкой кивнул, и Квентин направился вверх по лестнице. Он находился на лестничной площадке под своим этажом, когда услышал какой-то звук. Не шаги. Не скрип двери — щелчок. И все. Это сняли с предохранителя пистолет; в мгновение ока Люк сбежал по лестнице, чуть замедлив шаг у конторки. Что-то было не так. И тут он понял: за ним идут и спустились уже до половины лестницы. Их было трое. Люк не стал ждать, чтобы узнать, кто они такие. Он мог бы заговорить с ними как ни в чем не бывало, но инстинкт подсказывал — надо бежать. Он так и сделал, помчавшись во весь дух. Когда они выскочили из дома, он успел добежать до середины улицы. Люк бегал быстрее, чем другие. В тюрьме он тренировался на электрической беговой дорожке. Говорили, что он бегает быстрее ветра. И сейчас он это подтвердил.

— Поторапливайся! Скорее, скорее! — сказала дочери Алекса, сунув ей коробку кукурузных хлопьев и пакет молока. — Извини за плохой завтрак, но я опаздываю на работу.

Ей пришлось заставить себя сесть и взглянуть на свои деловые бумаги, чтобы не стоять в выжидательной позе, притопывая ногой от нетерпения. У ее семнадцатилетней дочери Саванны Бомон были длинные распущенные белокурые волосы и такая фигура, что с тех пор, как ей исполнилось четырнадцать лет, мужчины на улице присвистывали, глядя ей вслед. Саванна являлась центром жизни матери. Алекса с улыбкой взглянула на нее, оторвавшись от документов. Заметив, что дочь подкрасила губки, она подумала, что, возможно, появился кто-нибудь привлекательный в школе. Саванна училась в выпускном классе хорошей частной нью-йоркской школы. Сейчас она работала над заданиями для подачи заявлений сразу в несколько университетов — Стэнфорд, Браун, Принстон и Гарвард. Ее мать гнала от себя мысль об ее отъезде. Но девочка получила фантастически высокие оценки, она обладала не только красотой, но и умом — пошла, как говорится, в мать, хотя красота была совсем другой. Высокая и стройная, Алекса выглядела как модель, только была здоровее и красивее. Волосы туго стягивала на затылке в пучок и никогда не пользовалась косметикой, отправляясь на работу. У нее не было ни нужды, ни желания привлекать внимание к своей внешности. В свои тридцать девять она работала помощником окружного прокурора. В канцелярию окружного прокурора пришла семь лет назад, сразу после окончания юридической школы.

— Я и так стараюсь, — усмехнулась Саванна.

— Смотри не подавись. Криминальная часть населения Нью-Йорка может и подождать. — Вчера вечером Алекса получила по электронной почте послание от босса о том, что он желает встретиться с ней утром. Поэтому и торопилась, но ведь всегда можно сослаться на то, что поезда подземки тащатся слишком медленно. — Ты сделала вчера задание для Принстона? Я хотела помочь, но заснула. Покажешь мне его сегодня вечером.

— Сегодня не смогу, — с улыбкой сказала Саванна. — У меня свидание. — Она отправила в рот последнюю ложку хлопьев.