Обильно потеющий прокурор сорвал с себя галстук и перешел к заключительной части своей речи. Он повышал и понижал голос, как комедиант, читающий из Шекспира в старинной манере.

— Я всего лишь прошу вас помнить, что данный субъект обвиняется в насилии с последующим убийством, и это, возможно, самое ужасное преступление, совершенное в наших краях и уж, вне всякого сомнения, самое ужасное из тех, которые мне доводилось представлять суду. Я не стану отнимать у вас много времени…

Бурке трясло, несмотря на жару июньского полдня. В тесном, плохо проветриваемом зале суда было трудно дышать. И все происходящее плыло и деформировалось перед глазами, словно в кошмаре или за стеклом аквариума. Теперь Бурке точно знал, что его повесят.

Прокурор представил его кровожадным зверем. Старый судья, носивший красные подтяжки, сидел, сгорбившись, в своем кресле, как гигантский кенгуру. В качестве назначенного адвоката выступал чистейшей воды кракер

[1]

, откликавшийся на имя Поп Лемойн, но и тот малый интерес, который он проявлял к своему клиенту, испарился окончательно, когда Бурке отказался признать себя виновным и просить суд о снисхождении.

— К чему бросать меня в пасть волку? — возразил Бурке. — Я никого не убивал.