Ярким солнечным днем в июне, когда мне было четырнадцать лет, мама сказала, что они с отцом собираются съездить поиграть в гольф. В уме я быстро подсчитал. У них бы заняло двадцать минут, чтобы добраться до загородного клуба, и около четырех часов, чтобы пройти восемнадцать лунок. Потом небольшой отдых, и они поедут домой. У меня было пять часов.

Я позвонил своему другу Рону, жившему в конце улицы, чтобы сказать ему, что моих родителей полдня не будет и что я стащил пару сигар из неизменно полного отцовского припаса. Рону понравился ход моих мыслей, и он сообщил, что у него за домом в кустах припрятано несколько банок пива. Перед нами открывались райские наслаждения.

Как только Рон пришел, мы направились вверх по лестнице в мою комнату, где распахнули окно, закурили сигары, открыли по банке пива и настроились на не слишком интеллектуальное времяпровождение. Но через каких-то десять минут, к моему ужасу, мы услышали, как подъехала машина, хлопнула задняя дверь дома и мама крикнула, что они вернулись. Поле для гольфа было так переполнено, что родители решили не ждать сорок минут, чтобы сделать первый удар.

Мы с Роном моментально переключились в аварийный режим: спустили сигары с пивом в унитаз, спрятали банки в мусорной корзине, а затем схватили два баллончика дезодоранта и принялись распылять их по комнате, пытаясь замаскировать дым (который практически валил из окна). Рон выскользнул через заднюю дверь, и я был оставлен один, в холодном поту и уверенности, что жить мне осталось недолго.

Я спустился вниз, и папа задал мне роковой вопрос: «Барт, вы там с Роном курили наверху?» Тогда я сделал то, что сделал бы любой уважающий себя четырнадцатилетний подросток, – я соврал ему в глаза: «Не, пап, ну ты что!». (Дым ещё стоял в воздухе, как я говорил.) Его лицо смягчилось, он едва сдержал улыбку, а потом произнёс то, что осталось со мной весьма надолго (уже на сорок лет, на самом деле): «Барт, мне нет большого дела, если вы украдкой покуриваете. Только не надо мне врать». Естественно, я заверил его: «Я больше не буду, папа!»

Через пять лет я был уже другим человеком. Конечно, все меняются к концу подросткового возраста, но я бы сказал, что моя перемена была более чем радикальной. Помимо прочего, в переходном возрасте я стал рожденным свыше христианином, окончил среднюю школу и отучился в фундаменталистском библейском колледже – Библейском институте Муди (Moody Bible Institute), так что имел за плечами два года серьезной подготовки в библеистике и богословии. В колледже нам не позволялось курить («Тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа», как учит Новый Завет, и вы же не хотите осквернять Храм Божий!), пить алкогольные напитки («Не упивайтесь вином», – говорит Библия; мне тогда не приходило в голову, что, может быть, можно упиваться виски) или, скажем, делать много других вещей, которые делают нормальные люди в этом возрасте: ходить в кино, танцевать, играть в карты. На самом деле я не был согласен с принятым в школе «кодексом поведения» (там также были свой дресс-код и даже «код» для мужских волос: запрет на длинные волосы и бороды), но мое мнение: если уж я решил туда идти, то должен был играть по их правилам. Если бы я хотел иных правил, я мог бы пойти в другое место. Но самое главное – из четырнадцатилетнего ученика чуть выше среднего уровня, думающего в основном о спорте, имеющего слабое представление о мире или о своем месте в нем и без особой склонности к правдолюбию, я стал девятнадцатилетним студентом, чрезвычайно ревностным, скрупулёзным, благочестивым (по-фарисейски), прилежным к учёбе, верным христианином-евангеликом с твердыми представлениями о том, что правильно, а что нет, где истина и где заблуждение.

Мы в колледже были весьма преданы истине. Я бы сказал, даже сегодня, что нет на планете человека, более преданного истине, чем серьезный и честный христианин-евангелик. И в колледже мы были именно серьезны и честны. Истина для нас была так же важна, как сама жизнь. Мы верили в Истину с большой буквы. Мы клялись говорить истину, мы ожидали истину, мы искали истину, мы изучали истину, мы проповедовали истину, мы верили в истину. «Слово Твое есть истина» – говорит Писание, и сам Иисус был «путь, и истина, и жизнь». Никто не может «прийти к Отцу», кроме как через него, истинное «Слово, ставшее плотию». Только неверующие, подобные Понтию Пилату, могли в смущении спросить: «Что есть истина?» Как последователи Христа мы относились совершенно к другой категории. Как сам Иисус сказал: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными».

Наряду с нашей преданностью истине мы верили в объективность. Мы имели дело только с объективной истиной. Не существовало такой вещи, как «субъективная истина». Что-то было либо истиной, либо ложью. Личные чувства и мнения не имели к этому никакого отношения. Объективность была реальна, возможна, достижима и доступна для нас. Именно благодаря нашему объективному знанию истины мы познали Бога и что есть Бог (и Христос, и Дух, и всё остальное).

Один из парадоксов современной религии заключается в том, что абсолютная приверженность истине в некоторых формах евангелического и фундаменталистского христианства и сопутствующее мнение, что истина объективна и может быть проверена любым беспристрастным наблюдателем, заставили множество верующих следовать истине, куда бы она ни повела. А то, куда она приводит, часто находится далеко от самого евангелического и фундаменталистского христианства. Так что, если, теоретически, у вас получается проверить «объективную» истину религии и по результатам такой проверки религия оказывается ложной, где вы окажетесь? Если вы христианин веры евангельской, вы окажетесь в пустыне за пределами евангелического лагеря со своим нераскаянным видением истины. Объективная истина, перефразируя одну не особо христианскую песню, «стала погибелью для многих бедолаг, и, Боже, знаю, я один из них» (песня «House Of Rising Sun». – Прим. пер).

Прежде чем переместиться в пустыню (которая, как оказалось, представляла собой цветущий рай по сравнению с бесплодным лагерем фундаменталистского христианства), я чрезвычайно интересовался «объективными доказательствами» веры: доказательством того, что Иисус физически воскрес из мертвых (пустая гробница! очевидцы!), доказательством того, что Бог действовал в этом мире (чудеса!), доказательством того, что Библия – непогрешимое слово Божие, лишенное каких-либо ошибок. В результате я посвятил себя области исследований, известной как христианская апологетика.

Можно смело утверждать, что нынешняя одержимость истиной среди евангелических деноминаций была обусловлена преданностью истине в первые годы христианства. Это одна из особенностей христианства, выделяющая его среди других религий античности.

Сегодня большинство людей не понимает, что древние религии практически никогда не интересовались «истинными верованиями». Языческие религии, под которыми я подразумеваю неиудейские и нехристианские политеистические культы подавляющего большинства жителей Древнего мира, не имели вероисповедных формулировок, требующих торжественного зачитывания, верований, требующих подтверждения, или писаний, которые должны быть восприняты как богооткровенные. Истина являлась предметом интереса философов, а не практикующих верующих (если только последние также не интересовались и философией). Как ни странно это выглядит для нас, древние религии не требовали от человека веры в ту или иную вещь. Религия касалась правильности практик, идёт ли речь о жертвах богам, например, или общепринятых молитвах. Более того, поскольку религия не особо касалась предмета веры и поскольку все существовавшие религии позволяли или даже приветствовали служение многим богам, у человечества практически не было мысли, что если одна религия права, то остальные неправы. Они все могли быть правы! Было много богов и много образов поклонения им, а отнюдь не единственный путь к божеству.

Конечно, эта точка зрения, доминировавшая в античности, стоит в полном противоречии с нашими представлениями о религии. В наших представлениях если правы баптисты, то неправы католики, если правы иудеи, тогда неправы буддисты, если правы мусульмане, тогда неправы христиане и так далее. А в древности было не так, и служение Зевсу не было более правильным, чем служение Афине, Аполлону, богам-покровителям вашего города или семьи.

Другое ключевое различие между современностью и античностью заключалось в том, что древние политеистические религии не придавали слишком большого значения загробной жизни. Они заботились о настоящей жизни. О том, как выжить в жестоком и изменчивом мире и как достичь в нем процветания, как быть уверенным, что пойдёт дождь и взойдёт урожай, как пережить болезни и войны, как избежать голода, как сделать свою жизнь насыщенной и плодотворной и как заставить без памяти влюбиться в себя юношу или девицу по соседству.

Среди многих вещей, отличавших христианство от прочих религий Римской империи (частично исключая иудаизм), было представление христиан о том, что важен предмет веры, что вера в правильные вещи делает тебя правым, а вера в ошибочные – неправым и что если ты неправ, то будешь наказан вечным адским пламенем. В отличие от других религий христианство считало себя единственным и исключительным. Оно считало себя пребывающим в Истине, а все прочие религии – пребывающими в заблуждениях. Более того, эта истина касалась утверждений о Боге (например, что он только один и что он творец мира), о Христе (что он и Бог и человек одновременно), о спасении (что оно приходит только через веру во Христа), о вечной жизни (каждый будет спасен или осужден навечно), и т. д.

Всегда, когда я читаю лекции о подлогах, я мысленно возвращаюсь к своей первой лекции по этому предмету двадцать пять лет назад в Рутгерском университете. Как это ни покажется странным, тогда все только и говорили о подлоге. Всего несколькими месяцами ранее тема подлога не сходила с первых страниц мировых газет. Ведь были открыты дневники Адольфа Гитлера, и их подлинность была подтверждена одним из главных мировых экспертов по фюреру британским историком Хью Тревором-Ропером. Дневники были куплены за несколько миллионов долларов сначала немецким журналом «Штерн», а затем Руперт Мердок выкупил права на публикацию в Великобритании. Но едва им стоило появиться на свет, стало ясно, что это ничего не стоящая фальшивка

[4]

.

Изготовителем фальшивки был житель Западной Германии Конрад Куяу. Вырос он в бедной рабочей семье и в раннем возрасте обнаружил таланты художника, что открыло перед ним карьеру мошенника. Некоторое время ему пришлось провести в тюрьме для малолетних преступников за подделку талонов на питание, но он пользовался разными именами, да и покупатели дневников Гитлера не усердствовали в изучении его биографии.

Дневники Гитлера состояли из почти шестидесяти переплетенных тетрадей, якобы исписанных Гитлером от руки в пору его пребывания у власти с июня 1932-го до самого конца в 1945 г. Для коллекционеров нацистских реликвий такое открытие было бы бесценно. У нас есть много документов и картин, принадлежащих руке фюрера, но нет ничего, подобного этому: личный отчет о повседневной деятельности, встречах, успехах, неудачах, симпатиях, антипатиях и случайных мыслях. Когда «Штерн» вступил во владение рукописями и решил публиковать их в течение 1984 года, издатели проконсультировались с Тревор-Ропером, который, несмотря на первое подозрение в подделке, убедился в их подлинности после беглого просмотра нескольких страниц. Документы выглядели старыми, содержали много подлинной информации и не относящихся к делу отступлений, которые так естественны для личного дневника. И их было так много! Какой подделыватель взялся бы за такую работу?

Кроме того, существовало правдоподобное объяснение тому, как дневникам удалось сохраниться. Хорошо известно, что когда поражение стало неизбежным, Гитлер самолётом отправил из Берлина несколько металлических ящиков со своим имуществом, но самолёт был сбит и пилот погиб. Местные крестьяне растащили обломки самолёта, и ящики оказались в частных руках. Позднее коллекционеры стали скупать такого рода реликвии, и одним из них оказался Конрад Фишер (вымышленное имя Конрада Куяу), которому и достались дневники. Якобы они были контрабандой переправлены через границу его братом, генералом армии ГДР.

На самом деле это всё было фальсификацией Куяу, который научился прекрасно имитировать почерк Гитлера, подробно изучил его биографию по авторитетным источникам и старательно корпел над подделкой дневников три года подряд в начале 1980-х. Чтобы состарить бумагу, он мочил её чаем и сушил, распластав на столешнице. И дурачил он экспертов довольно долго, так что успел получить 4,8 миллиона долларов за свои усилия.

Когда я читаю публичные лекции о подделках, то часто слышу вопрос: «Кто способен на такие вещи?» Ответ прост: «Да многие!» И по многим разным причинам. Сейчас самая распространенная причина, конечно, это деньги. Конрад Куяу здесь служит самым известным и показательным примером, но у него есть сотни менее известных коллег и последователей. Торговля подделками по-прежнему процветает. Фальшивки, якобы принадлежащие Джорджу Вашингтону, Аврааму Линкольну, лорду Байрону, Роберту Фросту и многим, многим другим, продолжают наводнять рынок, о чем ярко свидетельствует новейшая литература по современным подделкам

[5]

. Все эти подделки почти всегда изготавливаются для того, чтобы быть проданными в качестве подлинников. В Древнем мире этот род деятельности также процветал, только не хватало экспертов, которые могли бы определить подлог. Но в самом христианстве материальная заинтересованность никогда не была главным фактором по очень простой причине: христианские книги, в общем-то, не предназначались для продажи.

Иные мошенники в наши дни готовы подделать документ просто для того, чтобы посмотреть, получится ли это у них. Такое также случалось и в Древнем мире. Самый известный пример – это хорошо известная история Дионисия Гераклейского.

Дионисий был образованным ученым и философом III в. до н. э. В конце жизни он заработал прозвище «Перебежчик», потому что отпал от учения стоицизма, когда осознал, что его философские взгляды противоречат реальному жизненному опыту. Стоики учили, что люди должны умственно и эмоционально удалиться от боли и страданий этой жизни, чтобы обрести внутреннее спокойствие духа. Долгое время Дионисий и следовал этой установке. Но потом он заболел и испытал очень много боли, в результате чего пришел к выводу о лицемерности своих философствований о ней. Тогда он покинул стоиков, за что они и назвали его перебежчиком.

Но по-настоящему известным его сделала история с проделкой, которую он устроил другому философу, своему бывшему учителю и неизменному оппоненту Гераклиту Понтийскому. Проделка была основана на подлоге, и имела целью выставить Гераклита в глупом виде

Дионисий написал и пустил в обращение трагедию, которую назвал «Парфенопей», утверждая, что эта пьеса принадлежит известному греческому драматургу Софоклу. Пьеса попала в руки Гераклиту и не вызвала у него сомнений в её подлинности. Гераклит стал постоянно цитировать её, говоря о Софокле. Именно на это Дионисий и рассчитывал, чтобы посмеяться над своим недругом. Он триумфально предстал пред Гераклитом и заявил, что пьеса подделана им самим. Гераклит, однако, не поверил ему и принялся настаивать, что Дионисий лжёт. Но у Дионисия была пара козырей в рукаве. Он указал Гераклиту, что если сложить начальные буквы строк первой части пьесы в акростих, то получится имя Панкалос, которое принадлежит любовнику Дионисия.

В большинстве только что упомянутых случаев речь шла о подделках второго, третьего и четвертого столетий. Но большая часть книг Нового Завета была написана в первом веке. Есть ли какие-нибудь свидетельства, что подлоги совершались и в этот ранний период? Да, есть очень хорошие свидетельства, и присутствуют они на самих страницах Нового Завета.

В Новом Завете содержится тринадцать посланий, которые считаются принадлежащими апостолу Павлу, в том числе два послания Фессалоникийцам. Во втором из них есть весьма интригующая фраза, в которой автор наставляет своих читателей не смущаться письмом, «как бы» им посланным и говорящим о наступлении «дня Христова» (2 Фес 2:2). Иными словами, автор знает о существовании письма, написанного от имени Павла, но Павлу не принадлежащего. И это письмо, как видно, учит тому, с чем Павел спорит. Кто мог совершить такой подлог? Очевидно, что некий человек, который желает распространить свои собственные взгляды о времени конца света, и решает эту задачу, прикрываясь именем Павла, хотя сам Павлом не является.

Но этот пассаж сам по себе вызывает иронию. Дело в том, что, согласно широко принятому в ученом мире мнению, Второе послание Фессалоникийцам не принадлежит авторству Павла, хотя и претендует на это (почему это так, мы увидим в Главе 3). Если 2 Фес является подложным, почему оно предупреждает о другом подлоге? Можно не сомневаться в ответе: одним из приёмов, которые использовали древние подделыватели с целью убедить читателей в подлинности своих писаний, было предупреждение против подложных писаний. Конечно, читатели понимали, что автор не будет делать то, что осуждает

[10]

.

Есть и другие интересные примеры этого феномена в ранней христианской литературе. Так, три века спустя, к концу четвертого столетия появилась книга, которую принято называть Апостольские Постановления. Эта пространная книга в восьми частях даёт инструкции, касающиеся организации и управления церковью. О себе книга сообщает, что она написана Климентом (четвёртым епископом Рима, согласно преданию), поставленным управлять церковью самим апостолом Петром. На самом деле книга была написана три века спустя после того, как Климент упокоился, и является подлогом. Более того, книга называется «апостольскими» Постановлениями потому, что в ней содержатся советы и указания самих апостолов, которые часто говорят о себе от первого лица: «я, Петр» говорю это, «я, Иоанн», «я, Иаков» и т. д. Одна из самых чудесных инструкций, данных настоящим автором (мы не знаем, кто им был на самом деле), появляется в конце и указывает своим читателям не принимать книги, которые якобы написаны апостолами, хотя на самом деле им не принадлежат. Иными словами, автор говорит своим читателям не читать таких книг, как та, которую они читают, т. е. подложную. Зачем было вставлять сюда такую инструкцию? Снова, как и в 2 Фес, это должно завоевать доверие читателей.

Во Втором послании Фессалоникийцам мы имеем дело с особенно интересной ситуацией. Независимо от отношения к подлинности письма, оно со всей определенностью указывает на существование подложных посланий Павла в самую раннюю новозаветную эпоху. Если, как считают одни ученые, Павел написал 2 Фес на самом деле, – тогда оно показывает, что Павел сам знал о существовании подлога со своим именем, полученного Фессалоникийской церковью. Но если правы другие ученые и Павел не писал 2 Фес, тогда это обращавшееся в церкви послание само было подложным. В любом случае мы видим, что подложные письма под именем Павла существовали уже в первом веке.

Первые два термина носят технический характер, и хотя я не буду их часто использовать, важно понимать их смысл. «Ортоним» (буквально – «правильное имя») – это произведение, действительно написанное человеком, который претендует на его авторство. Практически все сходятся на том, что из тринадцати посланий апостола Павла, имеющихся в Новом Завете, только семь являются ортонимами, то есть действительно написаны им.

«Омоним» (буквально – «одинаковое имя») – это текст, написанный кем-то, кто по случайности носит то же имя, что и кто-то другой. В Древнем мире большинство людей не имело фамилии, и множество людей носило одинаковые имена. На христиан это правило распространяется так же, как на всех остальных. Например, было много Иоаннов, Иаковов или Иуд. Если некто по имени Иоанн написал книгу Откровения и подписался своим именем, совсем не обязательно думать, что он выдавал себя за какого-то другого Иоанна. Когда позднейшие христиане решили, что этот Иоанн должен быть апостолом Иоанном, сыном Зеведея, в этом не было вины автора. Он просто носил то же имя, что и его более известный тезка. В таком случае его книга оказывается не подложной, а омонимной, что является безопасным допущением для большинства ученых критиков. А в канон она была включена из-за ошибочной идентификации.

Другие писания «анонимны», то есть, буквально, «не имеют имени». Это тексты, авторы которых себя не обозначили. Формально к ним относится добрая треть новозаветных книг. Ни одно из Евангелий не сообщает нам имя своего автора. Уже позднее христиане дали им имена Матфея, Марка, Луки и Иоанна, и переписчики включили эти имена в названия книг. Также анонимны Деяния и все три послания Иоанна. Опять же формально это относится к Посланию к Евреям: его автор ни разу не называет себя, хотя и пытается казаться Павлом

[15]

.

С термином «псевдоним» (буквально – «ложное имя») всё немного тоньше, и мне придётся объяснить, как я буду его использовать. Формально он относится к любой книге, которая появляется не под своим именем, но следует различать два типа псевдонимов. Иногда автор сам берёт литературный псевдоним. Когда Сэмюэл Клеменс написал «Гекльберри Финна» и подписался Марком Твеном, он не пытался выдать себя за какую-то знаменитость; это был просто литературный псевдоним, который призван скрыть настоящее имя. То же и с Мэри Энн Эванс, написавшей «Сайлес Марнер» и подписавшейся Джорджем Элиотом. Подобное использование литературного псевдонима не было типично для Древнего мира, хотя отдельные случаи нам известны: греческий историк Ксенофонт, например, написал свой известный «Анабасис» под именем Фемистогена, а греческий философ Ямвлих написал трактат «Египетские мистерии» под вымышленным именем Аббамон. В этих случаях нет ничего похожего на то, что автор пытался выдать себя перед читателями за кого-то известного

Совсем другой вид псевдонимного произведения – это книга, подписанная чужим именем, принадлежащим, как правило, личности известной и авторитетной для читательской аудитории. Для обозначения этого типа литературы я буду использовать термин «псевдоэпиграф» (буквально – «ложно подписанный»). Таким образом, псевдоэпиграф – это произведение, претендующее на авторство известного или авторитетного человека, на самом деле не создававшего его.

Если изготовление фальшивок всеми осуждалось, почему им всё-таки занимались? И какую оценку давали этому в собственных глазах? Это будет два основных вопроса до конца этой главы. Вопрос, «почему» они это делали, несколько сложен, и чтобы было проще в нем разобраться, следует провести различие между намерением и мотивацией. Думаю, разница понятна.

Если жена спросит меня: «Зачем ты идёшь в магазин?» – я могу дать разные ответы. Например, один будет таким: «Купить что-нибудь к ужину», а другой таким: «Потому что холодильник пустой». Это действительно разные ответы. Первый показывает, что я намереваюсь сделать в магазине: купить какую-то еду на вечер. Второй показывает, что заставляет меня идти в магазин: я мотивирован отсутствием еды в доме. Намерение и мотивация – это действительно разные вещи. Намерение отвечает за то, что вы хотите сделать, мотивация – за то, почему вы хотите это сделать.

Это положение вещей вполне применимо и к подделывателям. Между их намерениями и мотивацией есть разница. Практически в каждом случае подделыватель намерен обмануть читателей относительно своей личности, заставив их поверить, что он кто-то другой. Но у него может быть множество различных причин для того, чтобы хотеть этого.

Авторы подделок всегда имели разнообразные причины для своей деятельности. В наше время основной причиной являются деньги, как мы уже видели в истории с Конрадом Куяу и дневниками Гитлера. Но в античности это отнюдь не было главной причиной. Рынок для таких «подлинников» был крайне ограничен скромными возможностями книжной индустрии – не было массовых изданий и их широких продаж. Хотя обстоятельства, при которых поддельные книги могли принести доход, порой и возникали, как рассказывает нам Гален, известный сочинитель и врач, живший в Риме во II в. н. э.

Гален был чрезвычайно образованный и плодовитый писатель античного мира. И этот мир по большей части не имел публичных библиотек, доступных для народа. Но иногда местный правитель основывал библиотеку, предназначенную преимущественно для ученых, и между такими библиотеками возникало что-то вроде состязания, чья коллекция окажется полнее. Ведь богатство собрания книг придавало библиотекам определенный статус, хотя бы и символический. Двумя самыми богатыми библиотеками античности были Александрийская в Египте и Пергамская в Малой Азии. Согласно Галену, создавшие эти библиотеки цари всячески стремились расширить свои собрания и особенно гнались за оригинальными текстами таких авторов, как Платон, Аристотель, Гиппократ, Эсхил, Софокл и Еврипид. Обладание оригиналами было чрезвычайно важно в век ручной письменности, потому что переписчики книг снабжали каждую новую копию новыми ошибками. Если же у тебя был оригинал, ты знал точные слова автора, не искаженные промахами местных писцов. Так что обе эти библиотеки были готовы щедро заплатить за оригинальные труды столь желанных для них авторов.